Алексей Лужков - В шаге от бездны. Том 1

– Во имя Изерина! – прорычал Торвальд, и опустил дубину на голову цыгана. Череп с хрустом треснул, из проломленного виска туго выплеснулась кровь. Северянин нанес еще один могучий удар, и лицо противника исчезло в замесе из сломанных костей и порванной плоти. Цыган дернулся несколько раз и затих. Только левая нога погибшего продолжала содрогаться в мелких конвульсиях. Вокруг того, что было недавно головой цыгана, растекалась алая лужа. Северянин погрузил в нее ладонь, и медленно провел красной пятерней по лицу. Кровь побежденного быстрой капелью стекала по массивному подбородку, падая на широкую грудь Торвальда.

На арену выскочил худой человечек в розовом камзоле, напоминавший хорька. Потирая ладони, он подбежал к Торвальду. Театральным жестом он указал на победителя, и удивительно сильным баритоном провозгласил:

– Слава чемпиону! Торвальду, сыну Виглафа! В жарком бою воин из Исхейма одолел Милоша из Гарамунда!

Часть толпы приветствовала северянина громоподобным ревом. Остальные мрачно молчали, разочарованные смертью своего претендента. У самого края ямы, где за накрытыми столами сидели члены знаменитого Серого Консилиума, тоже не чувствовалось радости. Больверк, главарь «Зеленых платков», широко улыбнулся и торжествующе посмотрел на своих коллег по ремеслу. Подняв стакан с водкой, он ехидно заметил:

– А я говорил тебе, Граф, что у парня есть талант. Одно слово – порода. Его покойный батюшка, да примут его боги на Бесконечной Войне, таким же был. Турсена с ног одним тычком сшибал.

Рядом с Больверком сидел худощавый мужчина в голубом берете и ярко-алом камзоле. Он подчеркнуто медленно приподнял бровь:

– Где ты нашел эту обезьяну? Вы обрили гиганта и выставили его на турнир? Тогда это подлог чистой воды.

Больверк утробно расхохотался:

– Клянусь левым яйцом Йоргуда, он человек! Но гигантов ты не зря вспомнил. Торвальд из дренгов Священного Содружества Охотников.

Граф скривил губы:

– Тогда все понятно. Можно было вообще не затевать эту клоунаду. Бо́монт!

Возле деревянных бортов арены стоял высокий, желтушного вида человек в белоснежной рубашке и темных штанах. В руках он вертел клинковую бритву. Услышав свое имя, Бомонт обернулся, показав худое изможденное лицо. Большие, водянистые глаза уставились на Графа.

– Чего тебе? – надтреснутым голосом спросил он.

Граф приподнял бокал:

– Ты слышал, что сказал многоуважаемый Больверк? Этот Торвальд из бывших охотников Содружества. Тебе не кажется, что нас немного обжулили?

– Цирюльник, ты ж меня знаешь, у меня все по-честному, – принялся оправдываться Больверк.

Бомонт дернул шеей – послышался тихий щелчок позвонков. Он не выказал возмущения, но костяшки его пальцев побелели, когда мужчина крепко сжал рукоять бритвы.

– Неразговорчивый он сегодня, – пошутил Граф, вызвав новую порцию гогота из груди северянина. Цирюльник не обратил на них внимания. Безжизненными, рыбьими глазами он смотрел на победителя турнира и непрерывно крутил бритву.

Шумно прочистив глотку, Больверк поднялся. Воздев глиняную кружку, наполненную темным пивом, он прогремел:

– За великолепный поединок! Его будут помнить до самого Сошествия!

– За поединок! – грянули остальные главари и дружно выпили.

Закусив, кто фруктами, кто сыром и паштетом, владыки Старого города продолжили беседу, иногда прерываясь, чтобы промочить уставшее горло.

– Твои дипломатические способности всегда вводили меня в ступор, – усмехнулся Граф. – Больверк, ты же ходячий стереотип. Варвар, из Исхейма, бородатый, здоровенный как медведь, и вот надо же, хитер что твоя канцелярская крыса. Поразительно.

Больверк тотчас нахмурился:

– Чего-то я не понял, Граф. Где ты хитрость усмотрел?

– Будь ты тупорылым, как большая часть твоих сородичей, то не преминул бы выпить за победу Торвальда, прилюдно наплевав в душу соратникам, в особенности уважаемому Харману, чей боец так неосмотрительно раскинул мозгами в яме.

Больверк исподлобья посмотрел на нынешнего цыганского короля. Харман Лаш, дородный мужчина на склоне лет, помахал рукой северянину:

– Я не в обиде, Больверк. Твой Торвальд оказался сильнее. Милош, будь проклят тот день, когда мать породила дурака на свет, казался мне достойным юношей, но – Харман пожал плечами – духи оставили его. За Торвальда! Чемпиона бойцовской ямы!

Застолье набирало обороты. Пьяные посетители затянули «Веселую Прачку», фальшивя на десяток голосов. Цыгане убрали с арены труп невезучего Милоша, без особого пиетета подцепив тело железными крючьями. Чемпион, моргая распухшими веками, наблюдал, как за трупом тянется кровавая дорожка. Хмыкнув, Торвальд отпил из кружки густого эля.

Зрители начали расходиться: утомленные, потные и довольные, они продолжили кутеж на верхних этажах, где вдоволь было вина, женщин и карт. Ночь перевалила за середину, но гульбище и не думало затихать. В прокуренных залах то и дело раздавались пьяные выкрики, бой посуды и бренчание рюнгельта 11 11 Рюнгельт – национальный инструмент Рейнланда, напоминающий лютню. .

Больверк прикончил остатки водки и довольно подмигнул Графу:

– Ты про Свистулю слышал новость?

– Нет, – Шеффер поморщился. – Кто это?

– Сейчас расскажу! Дурень этот, да простят его боги, вор был не из лучших, но умелый. Успешно чистил лавки и домишки на Купеческой от честно нажитых излишек.

– Дальше-то чего? – Граф поджал бледные губы. – Кто он такой, мне вполне ясно. Пьянь, идиот и развратник. Впрочем, как и все твои знакомцы.

Больверк пропустил шпильку мимо ушей и продолжил:

– Так вот, взяли этого danra 12 12 Danra – идиот (исхеймский) в доме одного цеховщика. Человек небедный, с серебряной заколкой, в доме, понятное дело, не без достатка. Свистуля, голова кочанная, влез туда ночью и решил облегчить жизнь честному ремесленнику. Собрал, значится, все что лежит плохо да к полу не прибито, и собрался уходить.

Граф с невыразимой скукой крутил на пальце золотой перстень с мелкой гравировкой:

– И?

– На беду свою отходил он через кухню. А там рыба свежая лежала! Свистуля с детства рыбку любил, и такая страсть на него напала, что решил он отведать твари речной немедля. Распалил печь, сковороду на нее примостил и давай рыбеху жарить. Пока она готовилась, вернулись хозяева. Свистуля рыбину в зубы и бежать. Да только не свезло ему. С хозяевами родственник какой-то был, человек, видать, бывалый. Он сковороду с печи шасть, и Свистуле в голову запустил.

– Пришиб? – без интереса спросил Граф.

Больверк закинул в широкую пасть кус щучьего паштета.

– Нет, – ответил он, громко чавкая. – Жив остался. Его стражникам на руки сдали. Они, когда услышали такую байду, долго в себя прийти не могли.