Алексей Лужков - В шаге от бездны. Том 1

– Дурацкая история, – подытожил Шеффер, отхлебнув вина, – идиот, он и есть идиот. Теперь будут вашего Свистулю, «Рыболюбом» называть.

Больверк покачал головой. Седые патлы свесились на глаза, блестевшие от удовольствия и выпитого.

– Не дадут ему такой кликухи. Повесили его третьего дня. Грехов на Свистуле было что глистов у блудливого кошака. Самая соль, что после казни кто-то всунул ему в рот рыбину. Так он и помер – в петле и с любимой жратвой в хлебале. Нас убивает то, что мы любим больше всего.

Граф ухмыльнулся и елейно произнес:

– Ты уж точно загнешься от любви к идиотским вракам!

Больверк захохотал, хлопнув себя по располневшему брюху. Бледной тенью мимо стола прошмыгнул Цирюльник. Он ни с кем не попрощался, лишь окинул тусклым взглядом коллег. Двое телохранителей безмолвно последовали за господином.

– Терпеть его не могу, – пожаловался Больверк. – Когда вижу этого психа, у меня яйца к животу поднимаются. И член усыхает.

– Было бы странно, если б твой член увеличивался от вида нашего желтомордого друга, – поддел его Граф с прежней, медовой улыбочкой.

– Пошел ты в жопу, Шеффер, – притворно вспылил Больверк. – Можно подумать, у тебя встает на Бомонта и его «ткачей». Урод на уроде, даром маски напяливают.

– Я их просто обожаю. Каждый раз, когда вижу Цирюльника, мне хочется уединиться с хреном в кулаке.

Северянин выругался и сделал большой глоток пива. Цыганский король и сидевший рядом с ним человек переглянулись. Этим человеком, доселе не принимавшим участия в беседе, был Освальд Бриннер, владелец трактира «Под Черной Розой». Его считали негласным арбитром Серого Консилиума, этаким регентом преступного мира. Никто не знал, кто он на самом деле такой. У него не было собственной шайки, он редко принимал участие в подозрительных операциях, но благодаря своим связям, острому уму и чутью, слыл непререкаемым авторитетом.

– Больверк, может, пригласишь чемпиона за наш стол? Мне интересно узнать его дальнейшие виды на жизнь.

Голос Освальда был мягким и обволакивающим, как у доброго лекаря. Он и внешне напоминал почтенного аптекаря, а не всесильного председателя Консилиума. Худощавый, неопределенного возраста, с большим убытком волос на голове. Взгляд печальный, как у похоронных дел мастера. В отличие от Графа, он не носил дорогих шелков, предпочитая строгие черные одежды. Украшений Освальд избегал, ограничиваясь неприметным серебряным браслетом на правом запястье.

Больверк кивнул своему охраннику, и уже через минуту тот привел разомлевшего победителя. Чемпиона к этому времени приодели, раны смазали и подштопали должным образом. Громадный синяк фиолетовым мешком свисал с левой брови Торвальда, но этот факт ничуть не омрачал его настроя.

– Дядя Больверк, здорово! – радостно завопил чемпион и бросился обниматься с лидером Зеленых платков. Больверк выставил вперед руки, придержав своего племянника.

– Эй, давай без тисканья, дренг. Лучше поздоровайся с уважаемыми людьми.

Торвальд громко втянул воздух сломанным носом.

– Приветствую. Я Торвальд, сын Виглафа. А Вы кто?

Граф громко фыркнул, подавившись вином. Харман Лаш и Освальд снова переглянулись. По лицу Больверка пробежали корчи раздражения:

– Вы это, не обессудьте. Парень неделю в городе. Никого не знает.

– Дело поправимое, – улыбнулся Освальд.

Председатель Консилиума смотрел на молодого исхеймца немигающими глазами.

– Меня зовут Освальд. Сколько тебе лет Торвальд, сын Виглафа?

– Девятнадцать… э-э-э господин, – замялся чемпион.

– Поздравляю тебя с победой. Отличный поединок. Твой дядя упоминал, что ты состоял в Священном содружестве, это правда?

– Истину говорит, – подтвердил белокурый исхеймец. – Два года пробыл на севере.

Граф не сдержался, и громко засмеялся:

– Я думал, севернее Исхейма только край мира! Боги! Я представляю, что происходит с причиндалами в этой обледенелой пустоши!

– Почему ты покинул Содружество? – продолжил задавать вопросы Освальд. – Насколько мне известно, члены вашего общества связаны пожизненными узами. Вы не имеете права уйти из Содружества даже под страхом смерти. Так почему ты оказался здесь?

Торвальд молчал, ковыряя ногой пол, как не выучивший экзамен школяр перед профессором кафедры. В поисках поддержки он посмотрел на дядю. Больверк, кляня свой длинный язык, примирительно поднял руки:

– Да ладно тебе, Освальд. Какая, собственно, разница. Покинул и покинул.

Бриннер был непреклонен:

– Извини, но я вынужден настоять. Торвальд, как ты сказал, недавно в городе, и я хочу знать, что он за человек. Можно ли ему доверять.

Он снова перевел взгляд на юношу:

– Так я услышу ответ?

Парень помялся и сдавленно забубнил:

– Я дезертир. Клятвопреступник. Я сбежал, нарушив священные обеты Повелителя битв. На севере меня считают изгоем, смертником. Думал, здесь я смогу отсидеться.

Больверк морщился от каждого слова племянника, но молчал.

– Ты об этом знал? – осведомился Бриннер у главаря «Платков».

– Да.

– А остальные ваши соотечественники?

– Конечно нет. Здесь свои законы, но за такой фортель парню башку окрутят.

Освальд покивал головой и отхлебнул воды из стеклянного стакана.

– Не волнуйся, Торвальд, сын Виглафа, тебя никто не прогонит. Здесь всегда рады новым лицам. Хотя, дезертирство говорит о тебе не с лучшей стороны. У кого-нибудь есть вопросы к молодому человеку?

Цыганский король, кашлянув в кулак, спросил:

– Какова причина твоего побега? В Содружестве какие-то проблемы?

На лбу юноши выступил пот. В полумраке зала трудно было разобрать, но Харману Лашу показалось, что юноша испуган.

– Вы не поверите, – промямлил он.

– Выкладывай, – подстегнул парня Освальд. – Мы здесь народ пуганный. Нас трудно удивить.

– Гиганты, – бухнул Торвальд, собравшись с силами. – Они вернулись. Их тыщу лет никто не видел, а они вернулись. Весь гарнизон мой перебили, суки. Я такого ужаса никогда не видел.

– Гиганты? – переспросил Граф, – но, дружище, говорят, они вымерли.

– Мне тоже говорили. «Бабкины сказки. Последние вымерли тыщу лет назад.» А твари оказались живы – здоровы.

Над столом разлилось угрюмое молчание. Один Шеффер, надев маску безразличия, нарочито громко цедил свое вино.

– Близится Бедствие, – сказал в тишине цыганский король, покачав головой.

Граф недоверчиво уставился на Хармана:

– С чего ты взял? Птичка напела? Или покойник нашептал?

Черные глаза Лаша осветились странным желтым огнем:

– Не смейся над моей религией, Максимилиан. Если ты безбожник, это не значит, что остальные подобны тебе. Но я отвечу на твой глупый вопрос: нет, духи мертвых здесь ни при чем. Просто в отличие от тебя и твоего народа, мой умеет считать.