Алексей Лужков - В шаге от бездны. Том 1

Лицо Графа вытянулось и побагровело. Усилием воли он сдержал рвущуюся наружу ярость:

– Ну, так поделись с нами мудростью, цыган. У меня сегодня благостное настроение, и я готов слушать твои байки до самого восхода. Может, заодно считать меня поучишь. Только, пожалуйста, не на пальцах. В Рейнланде люди давно знают письмо.

– Но не умеют им пользоваться, – парировал Харман. – Считай, сам Шеффер: почти двести лет назад случилось Бедствие. Еще за двести лет до этого – другое. И так далее, в глубь веков. Вся людская история – это бесконечная игра со смертью. Бедствия случаются каждые два века, с небольшими задержками в год-другой, и с каждым разом они приносят жуткие потрясения и катастрофы. Кто может поручиться, что в этот раз мы вообще выживем? Жрецы моего народа говорили с мертвыми – души стенают от ужаса, бьются в истерике, возвещая о грядущем. Возможно, это Бедствие будет самым страшным за всю написанную историю.

– Конец света? – с сомнением спросил Граф. – Может, и Сошествия дождемся? Если святоши нам не врут, боги кое-что обещали своей пастве. Когда наступит сумрачная година, Вознесенные вернутся с небес, дабы покарать всех неправедных. И как нам быть? Мы к праведникам уж никак не относимся! Может, тебе жрецы чего навещали? Кстати, ты говорил, что покойников в твоей басне не будет, и вон как все обернулось.

– Ерничай, сколько влезет, – спокойно, без зла ответил Лаш. – Лев молчит, собака лает. Скоро все встанет на свои места. Посмотрим тогда, кто прав.

Шеффер склонился в шутливом поклоне:

– К вашим услугам.

Больверк прервал начавшуюся перепалку:

– Харман, я одного не могу понять. При чем тут гиганты? Как эти засранцы связаны с Бедствием?

Раскрасневшийся Лаш осушил стакан с виски.

– Перед Бедствием силы Тени и прочие земные мерзости просыпаются. Все, казалось бы, давно преданное забвению, возвращается в мир. Гиганты на севере, демоны пустынь на юге. Из океанских глубин лезет такое, отчего моряки боятся выходить в море. У Грани Теней почти с десяток лет творится сущий шабаш. Это лишь следствия Дыхания Тени. Заметили, как много странностей творится здесь, в Гвингаэле? Чума, диковинные твари в катакомбах? Зло чувствует приближение своего часа, и выползает наружу. Я тебя просветил?

Больверк почесал жирный затылок и смущенно улыбнулся:

– Куда уж лучше. Притянул, так сказать, муде к бороде. Сегодня буду спать со светом.

Засмеялись все, кроме Хармана Лаша. К нему подскочил безобразный, носатый горбун и что-то горячо зашептал в ухо хозяина. Внимательно выслушав, цыганский король отправил горбуна восвояси:

– Прошу простить меня, уважаемые, но неотложные дела требуют моего внимания. Пейте, развлекайтесь – все за счет заведения.

Харман Лаш, заметно прихрамывая, последовал за горбуном в недра своего обширного логова.

– Гнида! – прошипел Граф, когда цыганский король растворился во мраке, – учить меня вздумал. Лучше бы помылся сначала, хер вонючий. Ненавижу его, всю его расу и этот Сральник, который они по недоразумению считают трактиром. Некрофилы затраханные! Вы видели, с каким лицом он гнал эту херню? Бедствие, демоны, страшное зло?! Какого зла можно бояться в этом давно просранном мире? Может, он еще расскажет, как его бродяги-родственники видели в пустыне Аран Белоколонный? Быдло, мать их! Ноги моей здесь больше не будет! Удачи, джентльмены!

Одни глотком допив вино, Граф, продолжая ругаться, подозвал своих охранников. Окруженный свитой, как настоящий аристократ, Максимилиан Шеффер покинул собрание, звеня на ходу многочисленными цепями и браслетами. Его сопроводил бурный хохот с верхнего яруса. Там, должно быть, показывали очередную пьесу.

На освободившееся место Графа немного застенчиво, почти на самый край стула, присел Торвальд.

– Дядь, я ни пса не понял, что сказал этот Граф. Он, кстати, настоящий граф?

Освальд едва заметно развел тонкие губы в подобии улыбки:

– Говорят, он внебрачный сын дворянина из Равнфьельда. Отсюда и весь этот бзик на вороньей костюмерии в его банде. Технически, нашего Максимилиана можно считать благородного происхождения. Куда уж нам, простодырым…

– Но-но, – осадил председателя Больверк, – я много лет был хёвдингом клана. Это будет посерьезней, чем какой-то там бастард.

Освальд тактично промолчал. Торвальд выпил вина из кувшина Графа и сморщился:

– Сладкое… – посетовал он и, немного подумав, снова пристал к Больверку с вопросом. – А что такое некрофил?

– Во имя Йоргуда, ты заткнешься сегодня или нет?! – рассвирепел дядя. И снова на адресованный ему вопрос ответил Бриннер.

– Некрофил – это человек, сношающий трупов. Извращенец.

– Народ господина Лаша придерживается таких традиций?!

Бриннер улыбнулся, на этот раз чуть шире обычного:

– Нет, – покачал он головой. – Цыгане исповедуют культ смерти, поклоняются мертвым. Для них они и боги, и дьяволы. Граф использовал, скажем так, неудачное сравнение.

– Понятно. Тогда почему господин Шеффер так нехорошо отозвался о них? Ведь цыган хотел предупредить. Зло в самом деле не дремлет. Я сам видел.

– Граф просто боится. Он не верит во все эти страхи, но все равно боится. Как и мы.

Юноша медленно приходил в себя. Первым ощущением была дикая головная боль. Ему казалось, что по затылку галопом проскакал отряд бронированной кавалерии. Перед глазами мерцали разноцветные круги, к горлу подступила тошнота. Сдерживая рвотные позывы, молодой человек едва заметно приоткрыл склеившиеся веки, оценивая ситуацию.

Темная комната с полыхающей жаровней. Отблески огня мерцают на кирпичной стене и неровном, земляном полу. Воздух застоялый, пропитанный духом плесени, горелой кожи и мочи. Во мраке виднелись очертания широкого стола и пары табуретов. На столе лежали какие-то предметы, но в темноте трудно было определить их назначение. Юноша попытался шевельнутся. Тщетно. Он был накрепко привязан к стулу. Кто-то очень прилежный затянул узлы так, что проклятые веревки впились в запястья, прорезав кожу. Пошевелив одеревеневшей шеей, юноша скривился от боли. Рвотный позыв вновь скрутил желудок. Перегнувшись через подлокотник, молодой человек шумно выблевал остатки вина. К уже известным запахам добавилась кислая рвотная вонь. Тяжело дыша, он сплюнул густую слюну и откинулся на спинку. Дружок горбуна обеспечил ему добротное сотрясение. Слава Эмунту Защитнику, хоть жив остался после такого гостинца.

Где-то во мраке с металлическим визгом открылась дверь, и в комнату зашли четверо. Двое посетителей юноше были знакомы. Горбун и его лысый помощник. Остальные тоже не внушали доверия. Один их них – тощий, жилистый мужчина в кожаном фартуке на обнаженном торсе, держал в руках три металлических прута, в предназначении коих не оставалось сомнений. Четверка подошла к связанному молодому человеку. Их смуглая кожа говорила сама за себя. Цыгане.