Джерри Джерико - Голос Бога

Нынче же, за пару дней до главного праздника в году Ингион Деорса устроил званый ужин и пригласил на него некоторых видных учёных, пару знаменитых литераторов, своего родственника инфидата с его послушником, а также членов Малого Совета, включая, разумеется, и доминуса.

Тот любил душевные вечера в Вишнёвом Доле, напоённые ароматами цветущих деревьев и горячих мясных блюд, и всегда с радостью принимал приглашения Деорсы.

Сразу же после вечерней молитвы доминус покинул кайол и отправился на станцию. Он был одет в скромную серую мантию до щиколоток с рукавами цвета слоновой кости и его обычный священнический облик притягивал редкие взгляды. Те немногие, кто узнавали его по пути, лишь касались пальцами своих лбов, на что доминус неизменно отвечал встречным жестом.

Он сел на тот самый поезд, который каждый день увозил Абби на окраину города в Долгоречье, но занял иное место – он смотрел вперёд по ходу движения, с интересом разглядывая в окно живописный вечерний Фастар. Абинур Тандри обычно сидел в кресле напротив и без всякого восторга глядел, как город убегает назад.

Вагон был полупустой, тихо бормотало радио, и доминус совершенно расслабился в своём кресле, не предаваясь ни возвышенным мыслям, ни мечтам, ни молитвам. Поезд влёк его прочь всё быстрее, урча и вздыхая уютным вагоном, словно большой и тёплой утробой.

Когда он вышел из вагона и спустился с грохочущей, пыльной эстакады прямиком на цветущую аллею, ведущую к Вишневому Долу, уже смеркалось. Стояло безветрие, наступал терпкий, сладкий вечер. Прогулка разбудила аппетит – доминус пребывал в отличном настроении и предвкушении чудесного ужина в приятной компании. Посему, когда в дверях дома его встретила улыбающаяся госпожа Деорса, доминус и сам сиял, как отполированный рояль, за которым он намеревался провести немало дивных мгновений.

Агна Деорса лично встречала всех гостей и провожала их в зал, где собиралось общество. Аккуратно и строго одетая, с убранными наверх в какой-то замысловатый пучок волосами, невысокая, вся светлая как пушинка Агна и впрямь напоминала кроткого агнца и казалась настоящим воплощением человеческого добросердечия – она улыбалась столь мягко и искренне, и глядела столь дружелюбно и открыто, что гости с порога окунались в ауру полнейшего умиротворения.

– Ваша святость! Видеть вас здесь настоящее счастье, – тепло выдохнула Агна в лицо доминуса, мягко пожав его ладонь обеими руками. – В последнее время вы посещаете нас так редко.

Доминус широко улыбнулся и кивнул.

– И я досадую по этому поводу, дорогая Агна. Вечера в Вишнёвом Доле настоящее отдохновение души и тела, я и сам поистине счастлив здесь бывать.

– Как Сарола? – тихо спросила Агна, провожая гостя в дом. – Она ещё не вернулась?

– Нет, – покачал головой доминус, замешкавшись в прихожей, – к сожалению, пока до этого далеко.

– Но… как она?

Доминус с улыбкой вздохнул.

– На прошлой неделе я получил от неё подробнейшее письмо, которое вселило в меня надежду и радость. Ладрийские источники и впрямь творят чудеса.

– Природа поистине великий врачеватель, – восхищённо прошептала Агна.

– Не могу не согласиться.

– Я каждый день молюсь, чтобы ваша жена обрела силы и всем естеством приняла целебную силу природы, – чуть не плача заговорила растроганная Агна. – Я молю Благодать подарить ей спокойствие и решимость. Болезнь ослабляет дух, ваша святость, изматывает тело. Ведь и я через это прошла…

– Благодарю вас, – серьёзно сказал доминус, – и восхищаюсь вашим мужеством. Вам удалось побороть коварный недуг, он не сломил вас. И я верю, Сарола вскоре повторит ваш подвиг.

– Мы все верим, ваша святость.

Агна толкнула ладонью стеклянную дверь и пропустила доминуса в зал, где собрались гости. Гости тут же принялись со всей положенной учтивостью обмениваться с ним приветствиями и пожеланиями.

– Однако где же Ингион? – поинтересовался наконец доминус, оглядываясь по сторонам. – Неужели он всё же снова удрал в Ферру, махнув рукой на мою просьбу?

– О нет, ваша святость! – отозвалась Агна, высматривая мужа в окно. – Он бы не смел вас ослушаться… А вот и он!

С улицы послышался мелодичный гудок, на подъезде к гаражу зашуршали автомобильные шины. Хлопнула дверца, в окне мелькнул силуэт Деорсы, тащившего нечто яркое и увесистое – то была большая корзина феррийских фруктов, к которым Ингион Деорса пристрастился во время своих продолжительных командировок.

Пожимая руку Деорсы, доминус с удовольствием приметил его необычайное воодушевление. Глаза министра блестели, загорелые щёки порозовели и видом своим он больше не напоминал измотанного работой служащего, но излучал живость и бодрость.

Водрузив корзину с фруктами на журнальный столик, хозяин дома принялся во все стороны здороваться, крепко потрясая протянутые ему руки. Пожал он и маленькую белую руку мальчика, которого привёл инфидат одного из местных кайолов. Обхватив ладонями его тонкие пальцы, Деорса тепло взглянул на послушника и подвёл его к корзине.

– Угощайтесь, молодой человек, вся корзина для вас, – указал он на спелые, ароматные фрукты, уложенные плотной пирамидой. – Рекомендую вам персики, – он выудил из корзины мохнатый розовый шар и вручил мальчику, – нежные и сочные.

– А вот и Экбат, – заметил над его ухом доминус, пробравшись к ним сквозь толпу. – Ингион, он скоро обгонит нас в росте. Этого парня невозможно остановить, он растёт, как молодой тополь. Или же это мы с вами становимся ниже?

– Иногда я и сам себя спрашиваю о том же, – усмехнулся Деорса. – Экбату всего девять лет, но умом и статью он обгоняет не только сверстников, но и многих из тех, кто постарше. На каждой службе в кайоле он выходит зажигать свечи именно со старшими послушниками.

Доминус одобрительно закивал. Мальчик, о котором вёлся разговор, был и впрямь высок для своего возраста, он был ладен и миловиден и обладал огромными синими глазами, с восторгом и волнением взирающими на доминуса. Он молча мял в руках подаренный Деорсой персик и внимательно, с вежливым интересом слушал сыпавшиеся на него похвалы.

– Ещё морской воды, ваша святость? – осведомилась Агна Деорса, подплывая к ним с графином в руках.

– Нет, благодарю.

Опреснённая морская вода с добавлением душистых масел, зелени и льда неплохо расходилась среди гостей, предвкушающих ужин – в соседнем помещении уже был накрыт стол, на котором маняще выстроились притаившиеся под металлическими крышками блюда. Впрочем, долго томить гостей хозяева не собирались, и вскоре все уже сидели за ужином и оживлённо беседовали, не забывая нахваливать кулинарные способности Агны.

Экбат, положив надкушенный персик возле своей тарелки, сконфуженно ковырялся вилкой в растерзанном куске мяса. Ему ужасно хотелось есть, но за этим блистательным столом, в присутствии взрослых, столь именитых и важных, да ещё и столь многочисленных, ему с трудом лез в горло даже самый лакомый кусок. Он был единственным ребёнком на этом званом вечере, как и на всех прочих. Его часто звали сюда как лучшего певчего и лучшего ученика семинарии при кайоле, и престарелый инфидат, приходившийся Ингиону дядей, таскал его с собой на радость хозяевам, коей Экбат совершенно не понимал.