Джерри Джерико - Голос Бога

– Не здесь, – процедил он, указывая широкой ладонью на распахнутые двери в зал, – пройдём в библиотеку.

Доминус степенно прошествовал через зал, вежливо отвечая и кивая по пути гостям и хозяйке дома. Деорса тащился за ним, еле переставляя ноги. Он бледнел и хмурился, и всё растягивал свой воротник. От его былого сияющего вида не осталось и следа.

В коридоре он обогнал доминуса и повёл его в свою библиотеку, которую по непонятной для окружающих причине запирал на ключ, словно держал там буйных животных. Но в библиотеке царила тихая, пыльная тишина. Пропустив доминуса вперёд и затворив за ними обоими дверь, Деорса зажёг свет. Верхний тусклый абажур осветил тёмные, высокие штабеля книг, заполонившие комнату сверху донизу будто кирпичная кладка. В библиотеке не было окон, на обширном овальном столе, заваленном книгами, стояло несколько ламп, над креслом склонился круглый торшер.

Доминус побрёл по библиотеке, заворожённо разглядывая книжные стеллажи и полушёпотом читая названия на корешках. Деорса, опершись кулаками о гладкую бурую столешницу, внимательно следил за его передвижениями, как лев за ягнёнком, забредшим в пещеру. Это и впрямь было настоящее потайное логово, зловещая пещера, полная древних, как ископаемые останки, артефактов. Доминус, боясь вздохнуть, дрожащими пальцами скользил по пыльным стеллажам, уставленным потрёпанными, ветхими, а иногда совершенно растерзанными книгами. Некоторые стеллажи с особенно хрупкими экземплярами прятались за стеклянными дверцами. Названия на корешках были напечатаны причудливым шрифтом на незнакомых языках – то были, очевидно, старинные книги, изданные ещё до эпохи Мира, когда повсюду царило языковое разнообразие. Нынче все книги, равно как и газеты, журналы, афиши, календари и тому подобное печатали исключительно на халедском языке. Древние языки изучались вскользь и только в кайолских семинариях, и доминусу с трудом удалось прочесть несколько названий, приведших его в ужас.

– «Разнообразие любви и ненависти», «Порок и пророк», «Казни и пытки восточной Алавии», – долго выговаривал он по складам, позабавив этим внезапно повеселевшего Деорсу.

– Прескверно читаете, ваша святость, – усмехнулся тот. – Вы не уделяли должного внимания древним языкам, в то время как я находил в семинарии время не только для молитв и прочего благодатного бреда, но и для учёбы, и нынче прекрасно читаю по-древнеалавийски. Потому я и не стал инфидатом, ваша святость, слишком много мозгов.

Он постучал себя по виску и рассмеялся. Доминус оторвал взгляд от книг и воззрился на него, растерянно сверкнув глазами.

– Ингион, что с вами происходит? Скажите мне всё.

– Вас взволновали мои книги? – Деорса откачнулся от стола и вполне бодро зашагал к доминусу, любовно поглаживая по дороге книжные корешки. – Я собирал их по всему миру. Это уникальные экземпляры, уцелевшие после уничтожения книг эпохи человеческой смуты. Сколько мудрости и жизни в них, сколько правды! – Деорса, приблизившись к доминусу, вздохнул и покачал головой. – Сколько правды…

– Вы читали их?

– О да. Теперь, когда вы велели мне оставаться в Фастаре, у меня нашлось предостаточно времени, чтобы погрузиться в чтение и изучить наиболее интересные произведения.

– Как это возможно? – прошептал доминус, глядя на него, словно на ещё один зловещий книжный корешок. – Как Благодать допускает это?

– Вот он – главный вопрос, мучающий вас, – заметил Деорса. – Как же Благодать, этот Сержант души моей, позволила мне изучать запрещённую ею же литературу, позволила называть молитвы бредом, позволила приласкать Экбата?

– Приласкать? – с каждым словом Деорсы глаза доминуса всё ярче разгорались ужасом. Деорса дёрнул себя за воротник и утёр пот с шеи.

– Именно, приласкать. Вы же не подумали, что, поцеловав его в щёку, я хочу его сожрать? Даже для вас это был бы верх глупости.

– Это был не поцелуй, вы лизнули его, Ингион. Чего вы добиваетесь? Что вами движет?

Деорса усмехнулся и, развернувшись к доминусу спиной, молча зашагал по библиотеке.

– Вы можете довериться мне, – сказал доминус, пустившись следом за ним, – расскажите мне всё, Ингион, я помогу вам. Я сделаю всё возможное.

– Но мне не нужна ваша помощь, – бросил Деорса через плечо.

– Нужна, Ингион. Вы перечите Гласу божьему. Это никогда не проходит безнаказанным.

– О, поверьте, я знаю, – рассмеялся Деорса. – О наказаниях я знаю всё.

– Взгляните же на меня, – доминус положил ладонь ему на плечо, однако тут же отдёрнул руку и попятился. – Ингион… что это такое? Что там у тебя?

Деорса обернулся и, моментально сбросив с лица ухмылку, ответил ему долгим, тяжёлым взглядом, полным и боли, и решимости загнанного зверя, доживающего с этой болью последние минуты жизни.

– Раздевайся! – велел доминус, указав Деорсе на его элегантный закрытый кафтан. – Немедленно раздевайся!

Нисколько не переменившись в лице, Деорса начал покорно расстёгивать одежду.

– Не может быть… – прошептал доминус, потирая ладонью подбородок, – я не могу поверить! Не верю глазам своим!

Под роскошным габардиновым одеянием Деорсы оказался толстый, грубый жилет. Он был сплетён из жёсткого конского волоса и торчал безобразными косматыми пучками в разные стороны. Кожа под ним была пунцовой от воспалений, и вся покрылась волдырями и царапинами, сочащимися кровью.

– Это… это…

– Власяница, – произнёс Деорса.

– О Ингион!.. – доминус схватился за голову. – Ты самовредящий! Благодать мучает тебя. Она убьёт тебя!

– Я знаю.

Деорса поспешно оделся.

– Знаю. Обязательно убьёт, это неизбежно. Но знаешь, в чём плюс? Я обязательно получу своё, – Деорса оправил кафтан, разгладил манжеты и улыбнулся.

– Своё?

– То, что мне причитается, то, что я заслужил, всю жизнь претерпевая муки. То, чего я хочу.

– Чего же ты хочешь?

– Любви.

Доминус, похолодев, схватился за спинку кресла.

– Чьей любви?

Деорса вдруг тяжело задышал и бросился на колени, склонив перед доминусом голову. На ковёр закапала кровь.

– Никогда, – процедил Деорса, не утирая нос и не унимая крови, – никогда я не тронул ни единого ребенка. Никогда! Я не вторгался в чужие жизни, никого не обидел и не покалечил. И когда я встретил Экбата, вдруг понял – вторгаться и не нужно! Мне чужды коварство и жестокость, присущие диким зверолюдям прошлого. Достичь желаемого можно любовью и дружбой. Это честный путь! Я заслужил желаемый исход. Заслужил! Я долго ждал. Я во всех смыслах лез из кожи вон, воевал сам с собой лишь ради того, чтобы не ранить его. Я хотел научить его любить так, как я люблю.

Деорса согнулся пополам и схватился за горло.

– Нет… нет, я скажу, – прохрипел он. – Я скажу, а ты послушай. Какое счастье наконец сказать это вслух, рассказать о моей любви живой душе, а не паразиту, засевшему у меня в голове. Рассказать о том, как я восхищён свежестью и невинностью этого мальчика. Как можно не желать его, ведь он так прекрасен? Он уже достаточно созрел для любви, и при этом он так чист и искренен. Ведь он ещё не слышит Голос, ещё не опорочен им, он настоящий! Он благоухает чем-то сладким. Он пахнет целомудрием и наивностью. От него не смердит гнилой рыбой, кожным салом и холуйством, как от взрослых особей. Он пахнет любовью! Так пахнет любовь. И я получу её.