Роман Корнеев - Боги Иторы

– А не желаешь ли ты именоваться самим Мёртвым Императором, известным и вовсе по всей Средине?

– Будем считать, что мне для подобного не хватило воображения. А теперь – исполняйте свою службу как до́лжно, молодой человек!

О, не будь подобная служба его давним прошлым, Ксанд бы немало позабавился этой сценой. Однако сейчас что-то его всё-таки задело. Этот мальчик, и правда, мнил о себе слишком много.

– Выполнять!!!

Слово сорвалось с губ свирепым рыком, он даже не успел себя одёрнуть.

– Да как ты…

– Смирно! – сам Пресветлый, во всей красе, с двумя гридями-телохранителями, плащ развевается за плечами, глаза горят. – Десятник, вернитесь на пост, – и, уже спокойнее, – вы слишком молоды, чтобы быть таким самоуверенным. Жить расхотелось?

– Но, Ваша!..

– Хотите в карцер? Могу устроить. Всё лучше, чем приглашать ваших родителей на похороны сына. Довольно, вы свободны!

И уже совсем тихо:

– А ты, бард, изволь следовать за нами.

Собственно, путь до серебряных покоев занял добрых четверть однёшки, как только Пресветлый успел добраться ему навстречу так быстро? Стоило порадоваться слаженности и расторопности работы дозорных да вестовых Его Светлости. По дороге разговаривали о пустом – обсуждали знатность теперешней охоты, виды на урожай ледяных груш да на шкуры доброго лесного зверя ургуара . Ни о Совете в часовне, ни о событиях в Лино, естественно, бард не заикался. Впрочем, даже когда мягкая аура слепоты накрыла его и Пресветлого, разговор продолжался с крайней осторожностью.

– Мы давно не виделись, а, бард? Сколько лет прошло…

– Ваша Светлость всё прекрасно помнит…

– Не называй меня так, Ксанд, не надо.

– А как же мне именовать Вашу Светлость?

Князь дёрнул головой и принялся мерить опалесцирующий защитный контур широкими шагами.

– Эх, раньше ты не задавал таких вопросов…

– Это было давно, Пресветлый, очень давно. Тогда я был ещё только Княжеским Бардом. Пусть самым известным из ныне живущих, но всё-таки. Мы были друзьями, временами я пытался заменить тебе отца, но эти времена прошли. Ты видишь, я даже не могу сообщить в деталях, зачем я явился.

– До меня дошли скверные слухи…

– Да. Это правда. Меня ищут здесь и там. И так было ещё с самого твоего рождения. Увы, меня преследуют не те враги, которых можно пережить…

Пресветлый Князь, владетель Милона, которого Ксанд помнил ещё мальчишкой, ради которого он отдал бы жизнь, сейчас замер с каменным лицом, то хватаясь за гарду меча, то принимаясь шептать молитву. Вот последнее было лишним.

– Тяжело быть столь сильным в этом мире, но вместе с тем оставаться в роли Слабого? Ты боишься меня, Игрока, боишься моей Силы?

Кривая ухмылка пересекла его губы.

– Ксанд, ты всегда искушал меня. Сколько себя помню. И даже теперь ты продолжаешь это делать. Зачем? И зачем ты тогда рассказал… об Игре?

– Искушение рождает сомнение. Сомнение – сила Слабых. Она даст тебе возможность продержаться лишний день, прежде чем по моим следам будет брошена половина армий Восточной Тиссали. Даже открывая тем самым свои северные границы, ты не сможешь поступить иначе.

– Однако если ты заведомо успеешь уйти далеко…

– Несмотря на свою слепую, человеческую веру в Богов, ты не теряешь обычной хватки. Да, у тебя и твоего государства неплохие шансы пережить на этот раз моё здесь появление без лишних проблем.

Княжеский меч, искря о металлическое навершие, вошёл обратно в ножны.

– Проклятье, Ксанд, я не могу поверить самому себе, разве такое возможно?

– Что именно?

– Я сам, никто иной, именно я – не могу удержаться от предательских мыслей!..

– Твоя воля, ничья боле…

– Так ли?

– Так! Именно так! Именно ты сейчас подумал «какого рока старик ко мне припёрся»! Боги не тянут человека за язык, им этого не нужно. Вы же все не можете без них, сами тем самым становясь на путь покорности.

– Покорности?!! – громовой голос правителя пробил марево слепоты и вознёсся под самые своды замка. Ксанд не обратил на его гнев ни малейшего внимания. Он ждал, пока Светлейший сможет воспринять то, что нужно было ему, Игроку.

– Говори, бард, говори, не жди, пока я сойду с ума окончательно.

– Ладно. Скажу лишь, что если бы жизни многих и многих не замерли сейчас на весах судьбы, я бы ни за что не потревожил твой двор, ибо никакая любовь к тебе… и твоей матери не смогла бы пересилить возможные последствия подобного опрометчивого шага. Серый Камень знает своё место на игровой доске.

– Гнев Богов на твою Игру!

Ксанд усмехнулся. Ему ли не знать, каков бывает гнев Богов.

– К делу, у нас осталось мало времени. Мне нужны провожатые. Из твоих вернейших людей. И учти – у них мало шансов вернуться. На этот раз за меня взялись по серьёзному. Я не знаю, какие у меня шансы вернуться сюда ещё через десяток лет.

– Сколько у нас времени?

– Мало, очень мало, – признался Ксанд, радуясь этому «у нас». – Пока я жив только благодаря тому, что кое-кому обо мне практически ничего не известно. Моё имя прозвучало под этими сводами, но до этого оно молчало десятилетия. Более оно не тайна и одному мне придётся туго. Ты видишь, я раскрываю перед тобой все карты. Раскрываю, даже твёрдо зная, в чьи лапы угодит твоя память спустя, быть может, всего пару мгновений.

Эх, знать бы, в самом деле, это имя!

– Ты дашь мне людей?

– Да.

Ксанд жалел в этой жизни о многих вещах. Факт принадлежности Светлейшего к сонму Слабых мира сего был одой из них. Но, ничего с этим не поделаешь.

Ксанд смотрел в спины всадникам, скрывающимся один за другим в чаще леса, а сам не мог избавиться от видений. Вокруг Светлейшего сгущалось едва различимое бирюзовое облако, отчего на лице грозного воителя напряглась предательская жилка. Плохо.

Уже скрываясь в лесу, Ксанд краем глаза успел заметить, что на самом верху северной башни Белой цитадели замерла светлая женская фигурка. Мужчины должны бороться за своё право выбора земного пути, женщины же всегда вот так… провожают давно и бесследно исчезнувшую тень. Что их каждый раз связывает, поди пойми.

Прощай, Княгиня, тебе-то я уж точно не смогу помочь. Даже единым словом.

Путь на запад начинался со скверных предчувствий.

Грозная поступь неведомых сил сотрясала само основание древних скал. Их крепкие кости трещали под напором всесокрушающей власти Проклятия, что проливалась, выплёскивалась сейчас в самые недра Иторы. Стон несокрушимой горной породы, помнящей многое, казался стенаниями узника, привыкшего к собственной неволе, не желающего своей нежданной, и оттого омерзительной свободы.

Человек, приведший сюда эту силу, знал, что это за место. Полюс покоя, озеро вневременья, пропасть небытия. Оно было славно своей безжизненностью. Однажды выжженная дотла в неведомых по своей ярости сражениях Древних, эта долина до сих пор не отважилась отрастить на своём челе ни травинки. Единственный источник живой влаги был признаком того, что остальной мир хоть как-то сумел проявить свои обыкновенные картины среди монолита мёртвых скал. И эта влага была девственно-чиста, незапятнанна даже толикой чьей-то воли, ей можно было верить, ей можно было кланяться. Не расплачиваясь и не сожалея – пред ликом Иторы уже одно это было невероятным подарком.