Мария Вилонова - Дети Нитей. Великие Дома

Но, честно признаться, слово «соперник» из ее уст, или, скорее, из-под ее пера, и желание продолжить эту игру, уже сами по себе были для меня наградой за мою маленькую победу. Я все-таки был хэдденом, не уверен, правда, насколько, но я понимал, что эту партию сыграл именно по-хэдденски, и все, включая Орлин, знали это. Как, собственно, и то, что только она, все же, могла в полной мере оценить. Я воспринимал ее письмо теперь, как похвалу своего учителя, ни разу не забывая при этом, что ее одобрение не означает того, что она не захочет проучить меня за дерзость.

Конечно же, после письма из Хэйледа, ответ его союзника не заставил себя долго ждать. Держа в руках конверт с гербом Сууледа, я также медлил его открывать. Только в этот раз меня останавливал не страх, а совершенно иное. Я хотел как можно дольше растянуть в душе те эмоции и чувства, которые испытывал к их мастеру до того, как он стал моим политическим соперником.

Ани-Ла, самый молодой из их пятерки, всего на пять с небольшим лет старше меня. И самый бешенный, неостановимый суулед, которого я знал, а, по долгу службы, я знал их немало. Я часто замечал, что сууленам редко подходят те роли, которые их заставляет играть общество, и Ани-Ла мог бы стать достойным венцом моего наблюдения. Потому что этот человек обязан был быть моряком, грозой Йорока, а не почтенным мастером Великого Дома. Когда я пришел к нему с прошением, он даже встретил меня не как подобает, восседая в кресле со всей серьезностью и важностью своей школы за спиной. Нет, я нашел Ани-Ла, сидящего на широком подоконнике и с мечтательным видом взирающего на морскую гладь, крутящего в руках костяной ножичек. Смуглый круглолицый мальчишка с черным пушистым хвостом вьющихся волос, заражающей широкой улыбкой, в синих кофте с запахом без рукавов и шароварах, с сапфировой серьгой в ухе и заткнутым за пояс хэдденским длинным изогнутым кинжалом яххе – таким я увидел его в тот день. Внимательно выслушав мое обращение, он заявил, что вообще-то уже вечер, хотя время назначил сам, и, пока мы не отметим встречу, ничего он со мной обсуждать не станет. А после Великий Мастер протаскал меня до утра по всем тавернам и забегаловкам Мирты. В последней из которых, уже сильно после рассвета, заявил, что экзамен мой состоится через час, и нужно спешить обратно в Дом.

Ани-Ла был ниже меня и гораздо крепче сложен. Он был везде, воплощая собой все движение этого мира. Он ни минуты не мог стоять спокойно и вечно ходил, жестикулировал, переступал с ноги на ногу, а если уж ему, все же, приходилось использовать стул по назначению, то беспорядочно двигал предметы, теребил что-то в руках или отбивал пальцами по столу ритмы мелодий своего города. Он мог бы показаться легкомысленным и несерьезным, если бы я не знал Ани-Ла другим.

Долгие годы в мою бытность действующим офицером армии, впервые еще когда он сам был только Преемником, мы с Ани-Ла сражались плечом плечу во время многих операций под Сууледом. Той неукротимой силы, той ледяной ярости, с которой он карал посмевших перейти дорогу его Дому, мне не забыть никогда. От него было бесполезно бежать и бессмысленно молить о пощаде. С одинаковым умением владея магией и своим яххе, он, словно играя, перерубал горло одному своему противнику и тут же легким движением пальцев сплетал Нити Воды из крови врага, ослепляя ею остальных. Он так упивался битвой, с таким азартом отдавал себя ей без остатка, что мне становилось не по себе. Я всегда радовался, искренне, что мы с Ани-Ла на одной стороне.

Я знал, что Ани-Ла единственный из мастеров, кто предпочитает защищать свой Дом не из высоких башен и тихих кабинетов, а ровно там, где защита была необходима. Я невероятно уважал его за это, хотя и не понимал, как именно его учитель или союзник могли подобное позволять, но… Возможно, лучше следовало задать вопрос – а был ли у них способ остановить Ани-Ла?

Наконец, когда Сэддок уже начал нетерпеливо постукивать пальцами по столу, я открыл конверт. Мастер Сууледа присоединялся ко всем поздравлениям, с радостью приветствовал нового соседа ровно в тех границах, которые я для себя выбрал, и напоминал, что обещал поддержку, и я могу обратиться за ней в любой момент, когда только вздумается.

Последняя фраза заставила предположить, что они вместе в Хэйледом единодушно решили дать мне время освоиться, и я могу пока не опасаться сюрпризов от Орлин. Сэддок со своей вечной ехидной усмешкой подтвердил мои подозрения.

– Не понимаю… – Я посмотрел на учителя, чувствуя совершеннейшее замешательство. – Они все как будто… рады. Я думал, они разозлятся на меня и станут мешать.

Мастер Сэддок с какой-то странной печальной улыбкой посоветовал мне привыкать и, ради моего же собственного комфорта, научиться поскорее начинать получать удовольствие от самого процесса.

Параллельно происходили и другие изменения. Во-первых, мне все же пришлось с болью в сердце проститься со своим офицерским мундиром. Я сохранил его, как память о том, с чем не желал расставаться вовсе, но, все-таки, должен был создать форму для себя и для всех райледов настоящего и будущего. Сэддоком милосердно было выдано некоторое время на размышления, которое я потратил, скорее пытаясь осознать, как сильно отзовется моя уже существующая идея на дальнейших отношениях с учителями. В конечном итоге я решил попытаться, понимая, что строгих рамок мне никто не выставлял, а стало быть, это тоже можно будет расценить как то, что воля мастеров была исполнена ровно так, как озвучена. Я очень любил учиться на личных примерах мастера Сэддока.

Поэтому, со всей иронией, на которую только был способен, я заложил в эти вещи мысль, которую очень хотел донести Великим Домам и миру. Да, я гораздо глубже, чем мне, наверное, в принципе хотелось, понял те законы и нормы, которые существуют в нашем обществе уже не одну сотню лет, и в полной мере оценил их значимость, но… Кто вам сказал, что я смирился?

Так что за основу своего будущего костюма, со всеми присущими мне неуемностью и любовью слегка нарушать правила, я взял-таки свой старый мундир.

Я убрал шевроны, погоны и прочие слишком бросающиеся в глаза элементы, сменил орнамент на пуговицах, но максимально сохранил стиль, фактуру и покрой. А также изменил цвет – из темно-серого в черный. Еще, не удержавшись, добавил лично в свою форму мастера Дома серебряной вышивки, в стиле Денно. Мне нравилось, как это смотрится. Брюки же оставил почти такими же, за исключением бездновых стрелок – с ними я простился легко и без сожалений.

Первыми мой новый вид оценили, конечно, отец и брат.

– Прямо всегда тебя в чем-то подобном видел, – съязвил отец, усмехаясь и качая головой.