Валерий Сальников - Корректор. Серия «Блистательные»

Хлопнул по широкому поясу. Глаза Боунса при упоминании об имеющейся наличности алчно блеснули.

– Польщен, досточтимый брат казначей. Постараюсь не омрачить ваше чело даже незначительными помарками.

– Однако займемся делом. Патриарх благодарит вас за финансовые успехи в Бахратском княжестве, но выражает озабоченность по поводу все еще крепкого здоровья князя.

– Досадная задержка. Заказчик, старший сын князя, не имел преданных и одновременно умных людей при дворе. Посему прошлые попытки были пресечены секретной службой. В последние дни пребывания в Бахрате я почувствовал, что всеведущие вышли на мой след, и предпочел исчезнуть. Вряд ли Союзу принес бы пользу мой арест.

– И тем не менее вы обязаны решить этот вопрос! По мнению руководства, княжество достигло недопустимой степени благополучия. Концепция дозированного хаоса, которой привержен патриарх, не позволяет терпеть подобное положение. Ваша изящная задумка использовать раздутое честолюбие молодого князя и тем самым скрыть вклад Союза заслуживает похвалы, но, увы, не доведена до конца.

– Досточтимый казначей, упомянув о задержке, я не имел в виду прекращение операции. Подходящий человек найден и осваивается в Бахрате. Получив от меня сигнал, незамедлительно приступит к действиям.

– Я его знаю?

– Нет. Некий скромный торговец посудой.

– Хорошо. Жду результатов.

Казначей кивнул в знак окончания разговора и позвонил в колокольчик. В зал вошли семь человек и вместе со Боунсом расположились в углах рисованной звезды. Финансист занял небольшую кафедру напротив.

– Посвящаемые, грядите! – тут же возопил он.

Появились шестеро будущих членов организации и, повинуясь жестам организатора ритуала, пали на колени. После челобитья первый поднялся и ступил в центр октограммы.

– Клянусь, во имя Вершителя миров, никогда и никому не открывать тайны знаков, слов доктрины и обычаев Союза Чести и хранить о них вечное молчание. Обещаю и клянусь ни в чем не изменять Союзу ни пером, ни словом, ни движением, а также никому не сообщать о нем ни для рассказа, ни для письма, ни для изображения и никогда не разглашать того, что мне теперь уже известно и что может быть вверено впоследствии. Клянусь ни во что не ставить непосвященных. Обещаю лгать им без малейшего стыда и зазрения совести, дабы скрывать цели Союза и добиваться достижения оных. Клянусь скрупулезно исполнять приказы старших братьев и всем сердцем заботиться о младших. Если я не сдержу этой клятвы, то пусть да сожгут и испепелят мои уста раскаленным железом, да отсекут руку, да вырвут язык, да перережут горло, да будет повешен труп мой в сакральной звезде при посвящении нового брата как воплощение проклятия и ужаса, да сожгут его потом и рассеют пепел, дабы на земле не осталась ни следа, ни памяти об изменнике.

***

Поутру в конце весны бывает прохладно. Мне-то в рассыпанном состоянии безразлично, а вот участники охоты ощутимо зябли. Солнце вот-вот взойдет, наступает традиционное время охоты на волков. Жаль не наоборот, ведь серые хищники имеют такое же право на жизнь, что и участники травли. Если не большее.

Меня в людях что особо раздражало, так это охота. Занимаясь земледелием и скотоводством, они получали достаточно продовольствия для того, чтобы не то что не голодать, а обустроить вполне сытую жизнь. Но этого казалось мало, и люди ввели моду на показное, при публике, убийство зверей. Назвали это отвратительное занятие, присущее лишь людям, охотой. Гномам без всякой охоты доставало домашней скотины, а эльфы, пусть тоже люди, как и мы с подгорными умельцами, проводили жизнь в гармонии с природой, а необходимые для питания отстрелы – без куража и бахвальства. Однако, к чести «настоящих» людей, а не всяких там «инородцев», не все из них относились к разряду скрытых садистов. Профессор, к примеру, не одобрял подобное занятие. Как-то пробурчал по этому поводу: «Имеешь гениталии – радуйся молча, а не выставляй напоказ».

Выжлятник, ссыпая росу с лесной травы, погнал свору гончих на северную опушку, а борзятник, предварительно разложив приваду в глубине пересекающей лесной массив балки, скрылся с огромными пегими псами в кустах на пригорке. Меньше чем в паре верст на запад начинались непроходимые топи. Тенетчики поспешили на восток, дабы, развесив свои страшилки, замкнуть зону охоты.

Заря разгоралась. Я осмотрел чащу и, помимо лис, зайцев и другой мелкой живности, обнаружил ауры волка и волчицы, обремененных заботой о трех щенках. Присмотрелся: ба, да это же Хмурый! Два года назад случилось вызволить попавшего в капкан молодого самца, уже готового отгрызть себе прихваченную железом лапу. Познакомились, затем я вынес его в безопасное место. Опять умудрился попасть в передрягу. Что за невезучая судьба у моего подопечного! Но товарищей в беде не оставляют. Собрался рядом с ними. Волчица взвизгнула и отпрыгнула в сторону. Но Хмурый не позволил ей убежать. Глухо рыкнул, заставив самку прижаться к земле, затем повернулся ко мне и боднул в бедро.

– Дружок, идет охота на волков. Но я могу вас спасти, веришь?

Волк опять ткнулся в меня.

– Однако забрать всех за один раз не получится, вначале унесу семью, а ты пробирайся к болотам, подальше от гончих. Там и отыщу. Зови жену и детей.

Когда подрагивающая от страха волчица, повинуясь ворчанию Хмурого, стала рядом и подняла за шкирку одного из волчат, я присел, пристроил на левой руке остальных щенят, а правую положил на спину зверя. Распался. Скользнул вниманием к болотам, собрался перед ними. Вновь распался. Минуя топи, собрался на другой стороне. Потрепал волчицу по холке.

– Охота идет по ту сторону болот, здесь вы в безопасности. Жди, позже приведу мужа.

Волчица несмело лизнула мне руку.

– Ну вот и хорошо, что уже не боишься. Умница.

Перебравшись через топи и подхватив Хмурого, заскользил к засаде. План был незамысловат. Подставить Боунса под атакующий бросок волка. Что может быть проще? Охота дело жестокое. Для обеих сторон. А жалости к отбросам человечества, узнав их получше, не испытывал.

Засада, с луками в руках, растянулась редкой цепью в глубине опушки. Издалека едва слышно доносился лай гончих. Объект о чем-то тихо переговаривался с казначеем, внимательно поглядывая по сторонам. Затем, зайдя тому за спину, внезапно нанес удар кинжалом под лопатку. Вот это гостеприимство! По-нашему, по-злодейски. Казначей с тихим сипом осел на траву. Коварный мерзавец пошарил за пазухой трупа и вытащил оттуда плотно набитый мешочек, который спрятал у себя. Оставив кинжал в теле казначея, шмыгнул за кусты, где находилась позиция одного из новообращенных. По всему видно, что убивает не в первый раз, если не вынул клинок из раны, дабы не испачкаться в крови. Я с интересом скользнул вслед. Тихая беседа: дескать, как дела, что слышно, – а затем удар ножом в сердце. Другим. Захватив стрелу из колчана убитого адепта, вернулся к телу казначея. Выдернул кинжал и быстро вставил стрелу в рану на спине. Ага, дескать, тот обращенный выстрелил на звук. Надо же какая меткость. А как хитрец будет оправдывать вторую смерть?