Роман Корнеев - Рассветы Иторы

Могильный камень, запиравший пещеру, действительно начал ходить ходуном, освобождая проход.

Такое мог учудить в былые времена каменник из числа Ускользающих, но и тогда, в эпоху царствия Богов, в этих местах, где была сокрыта тайна Подарка, ни один из них никогда не имел подобной власти. Именно потому Ксанд сюда и отправился, когда настала его затянувшаяся пора.

Ксанд, Бард Тиссалийский, так звали его народы Средины. Серый Камень, так звали его другие Игроки.

Теперь он вспомнил.

И воспоминание это не принесло ему ни радости, ни облегчения.

Он помнил свою историю. Это была история бесконечного бегства, история множества фатальных просчётов. Нечем в ней было гордиться, и не к чему там было возвращаться. Она осталась в прошлом, нет смысла его ворошить. Впрочем, у его гостей по данному поводу могло быть совсем иное мнение.

Проникнув внутрь, двое решительно удалились в глубины пещеры. Их не отвлекали ни боковые галереи, ни глубокие ниши в частоколе сталагмитов, они точно знали, что тут ищут.

Старик подошёл к нему, встал на одно колено, настороженно коснулся едва заметного скопления лежащей на полу серой каменной пыли, отчего та рассыпалась слоями коросты, небольшой пещерный сквознячок тут же унёс поднятые в воздух пылинки, старик же до того успел оглушительно чихнуть.

Его спутник молчаливой тенью держался позади, как всегда поступал и в прошлой своей жизни.

Ксанд тоже продолжал наблюдать. Пробудившаяся в нём память могла так же и рассыпаться вновь, если ничто больше не будет её удерживать воедино. Он же сам точно не был в том заинтересован. Но старик сюда явился не просто так, и он доведёт своё дело до конца.

Кто он, кстати, такой. Если по поводу бывшего шкипера Ирионе у Ксанда уже не оставалось никаких сомнений – Лиерран, его звали Лиерран – то этот зачем-то притворяющийся имперцем старый бродяга оставался ему неведом. Знать, при жизни они если и виделись, то недолго.

Между тем в сырой пещере словно пахануло каким-то нездешним жаром, и Ксанда словно ударило под дых.

Чёрный потресканный лак корпуса, три пучка воловьих жил, намотанных на колки поверх свободно вращающегося диска, и два ряда роговых клавиш под левую руку. Лизанна . Круговечный инструмент менестрелей, неизбывный дорожный товарищ, свидетель больших бед и личных несчастий. Святая душа, заключённая в просмоленной древесине. В ней звучали леса и поля Иторы, в ней была заключена тайна, которую Ксанд так никому и не раскрыл. Это был не просто музыкальный инструмент. Это был тайный рычаг, которым Ксанд сковырнул гнилых богов с лика Средины. Лизанна была истинным механизмом, воплотившим Завет.

Он помнил, что Конклав потомков Тсанниса Местраннора, прочих Игроков Средины и просто гонимых бродяг, с радостью принявших послание Завета и потому сумевших проникнуться даром Песен Иторы, все прошедшие круги пытался постичь ту тайну, что была доступна некогда ему одному, Ксанду Тиссалийскому, неуловимому Барду, Серому Камню. Но они были слепцами из слепцов в этом море света, певцами вчерашних гимнов, сказителями забытых баллад. Лизанна, его лизанна была величайшей плакальщицей на будущей могиле гибнущей Иторы, она вырывала своим пением последние капли силы из цепких рук гнилых богов и превращала эту силу в истинную музыку сфер.

Это не Ксанд сумел смирить гнев пожиравшего тело и душу Тильоны разложения, не он обернул Подарком Проклятие, нет, это сделала лизанна, его лизанна. Горькая, надрывная песнь этих струн поистине могла творить чудеса.

Старик принёс его лизанну сюда.

Ксанд протяжно и беззвучно застонал.

За что?!

Пещера содрогнулась, как будто сюда после долгих кругов отсутствия вернулся горный народ. Но никого кроме двух незваных гостей в ней не было.

Старик постелил сложенный втрое походный коврик для медитаций, присел на него острыми коленками вниз, потом осторожно возложил перед собой лизанну и хитро прищурился куда-то в бок, где как будто на самом краю зрения что-то мерцало.

Его призрачный спутник остался стоять в стороне, качая головой. Лиеррана тоже кое-что смогло пробудить. То была иная песнь, песнь летящей по волнам Ирионе. Только как это могло случиться без воли Стража Устья? Никогда, никогда бы Сайана не позволила свершиться подобному святотатству! Видать, новый шкипер всё-таки поддался посулам старого хитреца.

Ксанд удивился собственным эмоциям. Таким чистым, таким обыкновенно-живым, истинно человечным. Гнев, отчаяние, горе, тоска.

Ненависть.

К проклятому старику, что посмел явиться сюда, в его тайный склеп, чтобы…

Гнилые боги, он явился сюда, чтобы поднять Ксанда из могилы!

Нет!

Увы, с первым же поворотом полированной ручки лизанна пробудилась. В её чреве ожил ровный монотонный гул, который, кажется, начал отдаваться вибрациями где-то в самой глубине этих гор.

Вру-м-м…. Вру-м-м…

Ксанд в отчаянии попытался закрыть уши ладонями, но не смог. У мёртвых нет ушей и нет ладоней.

И при иных обстоятельствах они не могут ни слышать, ни страдать.

Лизанну, свою лизанну, он не мог не слышать, в отчаянии цепляясь за каждый звук, за каждое вибрато этих струн.

Откуда у старика такая власть над ним, откуда он знает, что именно может призвать того, кто мёртв уже долгих пять кругов, из каких тайников он извлёк его лизанну и, самое главное, зачем ему вообще нужен Ксанд?

Какое живое любопытство. Ты хочешь узнать? Только протяни руку!

Ах, да, у тебя же нет рук.

Вдосталь насладившись моментом, старик продолжил экзекуцию. К протяжному стону боковых струн присоединился стук клавиш, вослед которым запели основные.

Невесть какая мелодия.

«Моя милая Потс».

Деревенская песенка, какие издревле поют на празднике урожая или на сельской свадьбе, покуда пьяный жених тащит хмельную невестушку на солому.

Срамота.

Ксанд снова содрогнулся, а с ним тряхануло и своды пещеры. Хорошо бы. Хорошо бы здесь к трёпаному Додту всё обвалилось, похоронив и старика, и шкипера, и лизанну, и саму измученную душу Барда.

Впрочем, старика развесёлость неуместного мотивчика ничуть не смущала, отыграв своё, он продолжил в том же духе, без остановки наяривая поскрипывающую ручку.

Вру-м-м…. Вру-м-м…

Старику неважно было что играть, одна шутовская песенка сменялась другой, оставался только этот тянущий ритм, который всё напоминал Ксанду о чём-то, что он так долго старался забыть.

Но не смог.

Тот защитный купол поединка, что ограждал Столпы от жадных взглядов Богов. Хорошая попытка, которая ни к чему в конечном счёте не привела.

Вослед воющей лизанне заныло где-то глубоко внутри холодной посмертной пустоты Ксанда. Зачем были все эти нелепые смерти, зачем были все эти многотрудные жизни, зачем!