Андрей Вейц-Ветер - Пламя в парусах. Книга первая

Внутри короба обнаружилось богатое мужское платье, несколько нарядов попроще, два распечатанных письма и некий прибор, какой Себастиан видывал у моряков. И ещё некая шкатулка. И вот, когда он взял эту шкатулку в руки, лёд и тяжесть рухнули с его сердца до того внезапно, что чудотворец аж ахнул. Это и было то, что он искал. Это и был Источник. Шкатулка, ясное дело, оказалась заперта. Он взял только её и распечатанные конверты, хорошенько запрятал всё это в свои одеяния, и поспешил выбраться с чердака.

На улице ему повстречалась целая треклятая прорва дезертиров. Те уже вовсю хозяйничали в деревушке. Хотя, правильней сказать, – это они́ наткнулись на Себастиана, нежели он на них. Мерзавцы никак не ожидали застать здесь одинокого монаха, или кем он там им привиделся. И ещё меньше они ожидали от него подобной хамской спеси.

– Ну, наконец-то! Я уже всю задницу себе отсидел, дожидаясь вас! – громко прокричал чудотворец, пинком отварить себе дверь и вразвалочку спустившись с веранды. – А вы не торопились… Ну да и ладно, неважно. В деревни ни души, можете выдохнуть. Ну и не стесняйтесь, поищите себе чего ценного, а меня как можно скорее сопроводите к Главному. У меня для него донесение важнее, чем все ваши головы вместе взятые!

Дезертиры, кто оказался неподалеку и слышал каждое слово, оторопели. Речь незнакомого монаха до того выбила их из колеи, что даже те, у кого оружие томилось в ножнах, и не подумали взяться за него. Хотя бы проформы ради. Ну а Себастиан только того и добивался. Он стёр со своего лица привычную дружелюбную улыбку и скривил – как сумел – циничную гримасу. Надеялся, что подобрал те самые слова и примерил на себя то самое поведение, какое требовалось, чтобы сойти сейчас у этого сброда за своего.

Ибо если он ошибся или что-то не так сделал, то… лучше об этом не думать.

– А ты, братишь, – выступил вперёд самый смелый, что само по себе значило – и самый смекалистый, из дезертиров, – собственно, чьих будешь-то? Я тебя не припомню.

Себастиан воззрился на него, как на идиота.

– А сам-то как думаешь? Ваших конечно же!.. Впрочем, если старшой тебе про меня не сказал, значит ему виднее. – Сплюнул. – А теперь пошли в лагерь. И если у тебя по пути не иссякнут тупые вопросы, то вот Главному их и задашь. Он любит придурков.

Это был не лес. Скорее уж кошмар наяву, но уж точно не лес! Ричард соскальзывал в каждый овраг, мимо которого проходил, наступал в каждую лужу, через кою собирался перешагнуть; каждая ветвь, которую он отстранял со своего пути, неизбежно хлестала его по лицу. И ради чего, спрашивается?! За своё решение всё-таки пойти вместе с опальными деревенскими в рейд, он корил себя снова и снова. И дело даже не в том, что он замедлял весь отряд, нет. Дело в том, что здесь и сейчас он понял: он городской житель. Городской до мозга костей! Ему здесь просто не место; таких как Ричард не для того на свет рожают.

Ну, хотя бы остальные его ни словом, ни взглядом не упрекали за задержки.

Пошло их сорок человек. Шестеро деревенских охотников – семеро, если считать рыжевласую, каждое слово которой они трепетно ловили, – и вдвое больше простых рубак, бывших некогда, как понял Ричард из разговоров, солдатами, плотниками или лесорубами. Эти больше теснились к Бруту, который верховодил ими как настоящий офицер. Всем им, похоже, терять было нечего; в деревне их якорем ничто не держало, вот они и пошли. Ну и Такеда вместе с ними, чьи услуги, очевидно, обошлись местным в кругленькую сумму.

Ну и сам Ричард – задарма, блин, попёрся.

Остальными были контрабандисты. Восемнадцать человек – все со следами лихой жизни на телах и лицах. Особенно Ричарду приглянулась жилистая северянка, на которую он нет-нет, да и посматривал мельком. И если б та не сверкала наточенными как у зверя зубами, глядишь, он и рискнул бы к ней подступиться. Ну а так – держался всё ближе к Такеде. Какой-никакой, а всё-таки товарищ. Жаль только, что шёл он ни слова не говоря.

Пока солнце вставало всё выше, они всё сильнее углублялись в чащу. В начале пути кто-то ещё настаивал на том, что двигаться следует вдоль дороги, прикрываясь лесом как плащом, но эдакого умника быстро разубедили. Липовые гвардейцы ведь тоже могли устроить засаду; кто побьётся об заклад, что не было среди них толковых диверсантов? А когда таятся двое, проигрывает тот, кто первым двинется с места. Тот, чьё время не ждёт.

Вели группу двое: рыжевласая Энилин и никс-кхортемский воин-охотник хааной – чующий лес. Человек без имени и рода, способный, по преданиям, за сотню вёрст уловить, как росинка скатывается с листка. Остальные шли следом. Время от времени несколько охотников откалывались от общего строя и растворялась в лесу. Отправлялись проверить, что там делается на этой злосчастной дороге. Через полчаса возвращались. Никто и не удивился, когда в очередной раз такая группка разведчиков сообщила, что углядела толпу дезертиров, двигающихся в сторону деревни; а спустя чуть более четверти часа, вместе с налетающим с моря ветром, по лесу пошёл запах гари. С того момента ни у кого уже не возникало сомневался, что за это дело они взялись не напрасно. Деревню подожгли.

Уже к полудню шло, когда лес оборвался, словно ножом обрезанный, и уступил место неровным холмистым взгорьям, иссечённым рваными распадками и утыканным скалистыми выступами в три-четыре мужских обхвата, торчащими будто сколы костей. Если бы некий бог с начала времён взъелся бы на эту землю, начал бы её лупить, царапать и изрывать, то вот так бы она сейчас и выглядела. Здесь никто не селился и случайно сюда не забредали; даже зверья не обитало. В таком месте человеку просто не прокормиться, – разве что кто-то вознамерился поедать одних лишь скальных ящерок да пыльный мох; зато вот шею себе свернуть, случайно оступившись, – это легче лёгкого.

Именно сюда-то и указал пленник, когда его допрашивали.

Но то ли он приврал, то ли местность знал скверно, то ли сам по себе дураком был, однако же никакого лагеря там, где марал карту кровавый отпечаток пальца, не оказалось. Ни следов, ни залы от кострища, ни примятых кустиков и зарубок на камнях. Хотя в этой-то местности и армию можно было утаить без особых усилий, чему уж тут удивляться? До самого полудня охотники и следопыты шастали тут и там, выискивая и вынюхивая, пока молчаливый хааной не учуял вдруг нечто, только ему одному и ведомое. Он указал на скальный гребень в четверти мили севернее, и стоило им только к нему подступится, как самый глазастый из охотников углядел наконец-то первого врага.

Надо признать, отряд из них вышел что надо: тотчас же все рассыпались по округе и затаились, как по команде; хотя никакой команды и не было. Даже Ричард проникся общим настроем – без промедления припал он к валуну, взяв арбалет наизготовку. Только вот эти меры оказались напрасны. Обнаруженный ими дезертир без сомнения выступал часовым, но часовым в наивысшей мере беспечным. Торчал посреди открытой полянки, не таясь и не укрываясь, за что и поплатился, получив две кхортемских стрелы в сердце.