Надежда Черпинская - Ворон и радуга. Книга четвёртая

Дышать больше не получалось. Словно удавку на шею набросили. Огненная пелена застилала глаза. Сердце, казалось, раскачивается внутри как маятник, вот-вот отрётся.

Уйти! Срочно уйти! Пока ещё можно…

Пока не разлетелась душа, осколками не изрезала тех, кто рядом, кто под руку попадёт ненароком.

– Наир, ты погоди… – Эл поднялся, пошатнувшись немного. – Я сейчас, сейчас вернусь… Вспомнил кое-что… Подожди меня тут!

Эл выскочил на улицу, едва не сбив с ног какого-то мужика в дверях. Жадно глотнул наполненный свежестью дождя воздух, но он колючкой чертополоха застрял где-то в горле. Эливерт задыхался.

Его скрючило от боли, вполне реальной боли, пронзившей острыми иглами всё тело.

Но куда страшнее было это странное чувство внутри – стылая, мёртвая пустота. Словно в груди его кто-то пробил огромную брешь, и чёрная тьма Бездны наполнила эту дыру до краев.

А потом вспыхнуло пламя, опалило эту рваную пустоту, испепелило душу в одно мгновение.

Ярость, боль и горечь рвались наружу, грозились растерзать тело, как свора диких псов. Сейчас разорвётся сердце, не выдержит.

Эливерт нырнул за угол сарая, подальше от людей, привалился спиной к шершавым брёвнам сруба, зажмурился – не видеть бы света белого больше, не слышать ничего, не знать…

Сойти с ума – вот было бы благословение Небес!

Развернулся вдруг резко и с яростью шибанул кулаком в стену. Руку пронзила такая боль, что взвыл, не сдержался. Но тут же ударил снова, и снова, и снова. Молотил сжатым до хруста кулаком, в кровь разбивая костяшки пальцев, воя от боли.

Глупо так, будто сопляк зелёный. Ведь сейчас сломает заново кости, которые едва зажили. Но не мог остановиться.

Тошно было от собственной слабости. Разве так мужик себя вести должен? Хуже брошенной бабы…

Но эта новая боль отвлекала от безумия внутри. Она была ему нужна. Чтобы просто не сдохнуть прямо здесь и сейчас.

Силы вдруг в один миг оставили. Ворон замер, опустошенный, сполз по стене на кучу грязной соломы, пустым взглядом смотрел, как стекает кровь по разбитой руке.

Мать Мира, что же ты творишь, Милосердная?! Ведь сказала, что простила, что можно теперь сызнова жизнь начать… Так за что тогда вновь на Бездну обрекла?

Ох, Ворон, Ворон! Ты же знал, что так будет. Ты же помнишь этот сон. Все твои сны правдой оказались. Отчего же ты решил, что этот ты ещё можешь обмануть, исправить, предотвратить?

Просто ты не хотел верить в это. Как не хотел прежде верить в Настину любовь к Кайлу.

А она его действительно любит, и он её тоже.

Сукин сын! Да откуда только Владетель Мрака принёс этого проклятого полукровку? Почему обязательно надо было судьбы их пересечь?

Настя, Настя… Беда бедовая! А ведь могла счастьем стать.

До последнего верил мечтам своим. И вот в двух шагах от радуги, когда казалось, уже в руках пригрел шальную мечту свою, всё снова в прах рассыпалось. Опять в сердце удар.

О, Небеса, да сколько можно на прочность испытывать?!

Нет в нём больше прочности. Кости переломаны. Сердце дырявое кровоточит. И вот по ладони кровь эта бежит.

Как жить-то дальше? И зачем?

Когда самая близкая, самая желанная предала…

Зачем это всё ему? Свобода, жизнь новая, честная? Да и просто жизнь… зачем?

Стоило понять, что права была его матушка, когда говорила, что ничего-то в жизни важнее и нужнее любви нет… Когда есть любовь, то и горе в радость, а без неё – и солнца свет тьмой подземелья кажется. Стоило это понять, и всё отняли снова.

Ты же сам её отпустил Ворон… Так чего теперь скулишь? Говорила тебе Сатифа – пожалеешь! Вот ты и пожалел.

Но ведь… Он ей доверял. Верил как дурак – разлука поможет, поймёт Настя, что связаны их души, что это судьба.

А она ушла к другому. Она живёт в его доме. И спит в его постели.

И, может быть, прямо сейчас, в этот самый миг, полукровка стягивает с неё одежду, целует её земляничные губы, лапает своими руками её невероятное тело. Он берёт твою женщину, когда ему вздумается, и ей это нравится.

Она его любит. А про тебя и не вспоминает.

Ты был готов молиться на неё Эливерт…

Но твоя святыня теперь в чужих руках. Кайл считает твою женщину своей, ему она дарит стоны наслаждения и признания в любви.

А тебя она вышвырнула из своего сердца и памяти, словно ненужную безделицу, отжившую свой срок.

Ты больше ей не нужен, Эливерт. Ты никому не нужен.

Эл сгрёб в горсть пучок соломы, вытер окровавленную руку. Поднялся кое-как, опираясь на стену, словно забулдыга, которого не держат ноги. Добрёл до бочки с дождевой водой. Долго мыл руки, пока кровь перестала сочиться. Потом и лицо сполоснул. Вот теперь, наверное, даже на человека снова похож.

Ворон расправил рукав, прикрывая разбитую кисть, нацепил привычную ухмылку и поспешил в трактир, где его уже наверняка заждался Наир.

– Настия! Девочка моя…

Его руки скользили по льнущему жаркому телу. Губы ласкали её шею. В голове – дурман. Кожа горела огнём.

А сердце разрывалось.

И Ворон никак не мог взять в толк – почему. Острой занозой в памяти засело, что причина этой боли как раз в ней, в Насте. Она предала, она другому теперь принадлежит. Поэтому так тошно, поэтому хочется выть.

Но это ложь! Вот же она, здесь, в его руках стонет горячо. Эл трясло в лихорадке желания. Он вжал её в стену, целуя без конца, потянул вверх длинный подол платья.

– Настия!

– Эй, милок, я Хильга вообще-то… Уже пятый раз говорю! – обиженно раздалось у самого уха. – Ты так пьян, что даже имя запомнить не можешь?

Ворон опёрся на стену, отстранился немного. Темно. Очень темно. И ещё в глазах плывёт.

Но всё-таки разглядел в ночном сумраке незнакомую круглолицую деваху прямо перед собой. Несколько мгновений смотрел на неё удивлённо, пытаясь понять, кто это, зачем она тут, и куда делась Дэини.

Потом, пошатнувшись, отстранился, выпуская из своих рук, и процедил раздражённо:

– Пошла отсюда!

– Эй, ты чего? – насупилась незнакомка. – Разобиделся, что ли? Да ладно! Называй как хочешь! Только приголубь…

– Вон пошла! – прорычал Эл.

Она испуганно метнулась в сторону. А Ворон гадливо отёр губы, словно не женщину целовал, а случайно в дерьмо лицом угодил. Отвращение к ней, а ещё больше к себе, нахлынуло так, что замутило.

– Ты вообще-то заплатить обещал! – с укором бросила девка.

Ворон нащупал пару монет в кошеле, швырнул её брезгливо и, пошатываясь, побрёл на свет фонаря, висевшего на крыльце трактира.

– Хозяин, выпить неси! – рявкнул он ещё на пороге.

– Так вот же, славный эрр, всё тут вас и дожидается! – толстопузый улыбчивый трактирщик любезно указал на пустой стол, заставленный блюдами с едой и кувшинами.

Эливерт рухнул тяжело на лавку, непослушной рукой сгрёб кубок…