Мария Вислогузова - Глаз Дракона. Хранитель

Центр кабинета занимал рабочий стол Лидии Владимировны, а его центр —фоторамка с детской фотографией директрисы. Девочка в красном платье, украшенном орнаментом крупного белого горошка, держала в руках корзинку земляники. Лидию было не узнать. Причём, при любой её внешности: хоть директриса и могла кардинально изменять её, она никогда не возвращалась в такую вариацию, в какой любила бывать в свои ранние годы. Белые прямые волосы до плеч, чёрные глаза, милые ямочки на щеках, небольшая россыпь веснушек, белоснежная кожа – это осталось в детстве, недосягаемом времени сейчас. Хотя эта фотография и стояла на этом месте всегда, директриса своим взглядом обычно избегала её. А если вдруг удавалось задержаться на ней, лицо искажала гримаса боли. Тим понимал это чувство, он и сам его испытывал, когда тревожные мысли о прошлом будоражили сознание. В этом они были похожи.

«Прошлое должно оставаться в прошлом», – говорила в таких случаях Лидия, тяжело вздыхая и глядя прямо в глаза Тима, пытаясь узнать, что у него на душе. В ответ Тим всегда молчал.

Рядом с рамкой приютился маленький, как Тим узнал после, вечно цветущий кактус, выросший, словно специально, таким образом, что на нём удобно размещался медальон Лидии в форме сердца – ещё одно грустное, но нужное ей воспоминание. Мальчику было интересно узнать, что там, внутри металлического сосуда скорби, такого же, как и рамка. Он не посмел прикоснуться к нему, почему оставалось лишь гадать, оставаясь в мире без ответа.

Своё место на столе нашли и много рабочих моментов: папки, бумаги, ручки и карандаши, учебники, а́тласы, поспешно оставленные в беспорядке хозяйкой при вызове в Совет. Большинство из них были, очевидно, разных оттенков синего. Уже какое-то время находясь рядом с директрисой Тим всё не переставал удивляться богатой палитре синего, сформированной вещами Лидии. И её умением, находить всё это в нужном ей цвете.

За столом уместился стул директрисы и напротив – два для посетителей. Для тех же стоял маленький, конечно же, синий, диван у окна и стеклянный журнальный столик. Позади стола директрисы размещались и три белых шкафа: один – для книг, второй – для документации, третий – для особо нужных магических принадлежностей, которые должны быть под рукой у любого мага. Ещё два шкафа, заполняющие собой свободное пространство меж углами комнаты и зеркалом, в реальном мире казавшиеся совершенно обычными, хранили в себе нечто, недоступное даже зрению Тима: слишком сильная защита на них была наложена. На двух широких подоконниках и ещё в нескольких местах на полу, в синих горшках росли цветы, кстати, тоже приспособленные для магических нужд. Люди и подозревать не могли, что простые Алоэ или Домашняя роза не заменимы в магии, никто не собиралась открывать им эту тайну.

Всё подробно рассмотрев, Тим, как и в прошлый раз, задумался, он не мог не возвращаться к этой теме каждый день, если он выживет:

«Что будет дальше?»

Раз он нашёл Хранителя, это значило только одно – его ожидают длинные, заполненные опасностями недели слежки, защиты и подготовки того, потом он, наконец-то, всё сможет ей рассказать. И тот факт, что Даша, по слухам, верила в чудеса, не облегчал его положения: не просто принять подобное. Легче знать, что где-то это есть, чем самому окунуться в такую реальность. Магический мир не такой, каким его привыкли видеть. Конечно, здесь – масса всего нового, необычного, красивого, зрелищного. Грань между добром и злом широка, даже люди видят эту пропасть, а между светлыми и тёмными магами или магами и колдунами – хрупка, их оделяет одно только действие. В мире, где всё двояко, где поступок лапушки-светлого-мага вызывает тошнотворное отвращение, а – тёмного, заставляет задуматься над тем, насколько добр ты сам, восхищаясь жестом злого-демона-скверного, они все – такие же люди, как и любой из обычных людей, пусть на первом месте у них зафиксирован статус носителя Силы – им тоже свойственно ошибаться.

Больше мыслей о неизвестности будущего и предстоящей работе с Хранителем удручали мальчика только мысли о том, что теперь Япосох – его реальное оружие . Что с этого момента уже не будет манекенов, на которых можно потренироваться, не боясь принести ущерб живому, не будет возможности начать приём заново, если он ошибётся, не будет никого, кто мог простить ему неотвратимую ошибку. Факт использования Япосоха, как средства избавления от проклятой внутренней сущности, проявляющей себя неконтролируемым оборотнем, тоже не слишком воодушевлял. Сама мысль, представление о той злобе и ненависти, обрушивавшихся на него, лишь он касался оружия, заставляли Тима вздрагивать от ужаса. А в скором будущем ему придётся не только держать в руках Революцию, но и использовать этот осквернённый посох, в это же время думая, что то, что он делает, идёт во вред окружающим. Если хоть одна мысль о том, что это деяние – во благо, промелькнёт у Тима в голове, если он хоть на секунду засомневается в своей силе сдержать своё внутреннее исчадие наказания, данное ему невыразимой обидой сошедшего с ума от горя колдуна, древнее проклятье обрушиться на мальчика. С Япосохом мог бороться не каждый взрослый носитель Силы, подумать только, Тиму придётся делать это в двенадцать лет! У было важное отличие от обречённых выполнять условия Революции (Посоха Вильгельма Неправого, или же Япосоха), этот запрещённый теперь тёмный артефакт, их заставляли использовать принудительно: прибегая к обману или прямому насилию, а Тим выбрал свой рок сам. Он прекрасно помнил тот момент незадолго до его отправки на Землю, и во всех деталях помнил их с мисс Харингхтон разговор.

А происходило всё это в жаркий и неожиданно облачный день в самом конце августа. Практически три месяца Тим находился на острове, и сколько бы и у кого бы то ни было не спрашивал, мальчик не мог добиться вразумительного ответа. Он всё чаще ловил на себе сочувственные взгляды окружающих, знающих, что́ его ждёт в итоге.

Был ли у него шанс снова стать человеком? Мог ли он воспользоваться этим шансом? Несмотря на всю заботу, которую ему выказывали, на долгие разговоры с Сашей и Соне й, относившихся к нему, как к своему лучшему другу, причём, наисвятейшему во всех мирах; и хорошее расположение остальных детей, пусть они и старались избегать его, боясь вызвать вспышки гнева мальчика и этим навредить сильнее. Чем больше яда Тим принимал, тем короче становилась его жизнь.

Узнав, что мисс Харингхтон вернулась после продолжительного отсутствия, Тим, не имея больше сил терпеть, заявился к ней в кабинет:

– Прошу вас, избавьте меня от этого или убейте. Я чувствую, как слабею с каждым днём. Я уже не могу сдерживать мои приступы. Я не могу спать, я не закрывал глаза хотя бы на пять минут уже четыре дня. Я терплю действие яда, видя как мои руки дрожат, если я пытаюсь поднять что-то тяжелее стакана. Как вы и хотели, я продолжаю заниматься с Александром Анатольевичем, и, можете спросить у него, последние тренировки моё тело буквально пытается его убить. Посадите меня в подземелье, заприте меня на десять замков, поставьте магический барьер, пожалуйста, уберите меня от детей, я слишком сильно боюсь сорваться. Я сегодня накричал на Сашу, я схожу с ума, моё сознание разрывает на части. Пожалуйста, дайте мне хоть единый шанс изгнать проклятье из моей души или убейте… Пожалуйста, – Тим заплакал, его покрасневшие от недостатка отдыха глаза, давно опухшие, снова засветились голубым светом. Мальчик закрыл лицо руками, надавив на веки, пытаясь прекратить свечение: ещё несколько капель раздражения, и его тело не сможет выдержать нагрузку и перевоплотится.