Аландр де Маргон - Сахарные туфельки, Граваль, или Все вокруг круглого стола. Хроники Камелота

В рыцарской круглой опочивальне стоял столь густой храп вперемешку с парами сивухи, что вороний принц опьянев впервые от той самой истины, коя, как считали римляне, содержится в вине, стал вдруг порхать то кругами то зигзагами.

И чтоб не натыкаться случайно на мебель, стены или иные предметы людского быта, почел Карл Карлыч за лучшее путешествовать далее по полу пешком – ковыляя попросту на своих двоих.

Неспешно прогулявшись и по круглому столу и под столом и подкрепившись там остатками рыцарской трапезы, перешел Карл Карлыч и к дальнейшим обзорам рыцарского быта. Пройдя по многим темным покоям, где мало чего и разглядишь, оказался он, наконец, в королевской опочивальне, где важно посапывали королевские носы их величеств. Но тут взошла такая полная Луна, что и вещи стали видны гораздо отчетливей, исключая короля Артура, конечно, спавшего в своих волшебных пимах. Зато уж королева была так же ясно видна со своей новой парижской прической – как гора Фудзи на японских гравюрах. Впрочем, сие достижение европейского тупейного искусства для птичьего ока мало отличалось от обыкновенного гнезда.

А в полумраке спальни сооружение это выглядело еще более привлекательным и юный ворон просто не нашел в себе сил, чтобы удержаться от соблазна устроиться в нем, как в своем родном родительском гнезде.

Королева тем часом находилась в местах еще весьма отдаленных ото всех земных пределов. Она обитала где-то в самых отдаленных, но приятных небесных сферах и примеряла платья из тончайшей облачной парчи – из коей верно шьются и хитоны для ангелов. В привычную земную явь, хотя бы и королевскую, возвращаться ей не больно-то и хотелось, а оказавшись в ней против воли, она до краев наполнилась весьма сердитыми веществами.

Она ведь любила во всем прежде всего лепоту и ритуалы, а садиться на голову королеве, хотя бы и птицам – являлось покушением на права их величеств, оскорбительным и обидным для столь легко ранимых королевских достоинств.

– Это, что еще за нахальство такое! – не уразумев еще спросонья, какого же сорта будет это нахальство, но на всякий случай уже бурно возмутилась королева и смахнула птицу, как смахивают всегда нечто чрезмерное и излишнее, мешающее жить. Юный ворон, принц Карл Карлыч был оскорблен подобным обращеньем, ничуть не менее королевы, он ведь тоже был принц, и хотя и птичий, но не привык к таким пренебрежительным обхожденьям, будучи с рожденья воспитан в приятном самообмане ложного величия, свойственного всем как крупным так и мелким величествам.

– Эти гомо сапиенсы ничуть не лучше зверей! – подумал при этом Карл Карлыч, – Только считают себя Бог весть кем, а ради равенства мыслей даже и казнят мудрецов. Как я слыхал, однажды гомо-демократы даже ни за что прикончили Сократа!

И отлетев к раскрытому окну и громко и возмущенно каркая вороний принц окончательно вернул королеву из мира чудесных королевских грез в мир менее чудесный, но реальный. И тогда королева поискав вокруг наощупь, чем бы ей таким запустить в нарушителя ее приятных видений, наткнулась вдруг в полутьме на артуров невидимый валенок. Королева сперва было удивилась, подумав:

«Ишь ведь, чего удумал старый хрен, прям в пимах дрыхнуть! А еще король называется, сущий мужлан неотесанный!» – и не раздумывая стащив с ноги короля валенок, запустила им в вороньего принца.

Ворон Карл Карлыч еще раз каркнув на этакое-то людское гостеприимство – вылетел из окошка, выпнутый под самый хвост угодившим туда незримым королевским валенком, ну а там на просторе всяк полетел уже в своем собственном направлении: ворон вверх да в близлежащий лес, а валенок вниз – прямо в ров заполненный темной зеленой водой, где царствовали лишь комары да лягушки.

Разлетелись тут и прочие птицы – воры ночные, прихватив напоследок еще и изрядную толику рыцарских кудрей.

И тогда наступила совсем замирная тишина, нарушаемая лишь мерным как прибой храпом рыцарей и прочих обитателей замка, включая слуг, собак, кошек и всех прочих спящих, но умеющих сопеть и храпеть существ.

А утром, едва лишь проснувшись, король как обычно принялся за дозорную свою службу.

Но поспешивши на дозор Артур в торопях не обратил вниманья на то, что обут-то он на сей раз всего лишь наполовину, и таким каков и был – с одним валенком на левой ноге и ступил в рыцарскую опочивальню, по привычке считая себя абсолютно незримым.

Рыцарям со вчерашнего перепою и без того уже было тошно пребывать в здешнем мире, а тут еще пришлось вдруг узреть такое отчего и у трезвого-то глаза непременно уж сами собой повылезут на лоб. Явился вдруг их взорам король, вроде и во всем явном своем облике, но только почему-то не всей своей королевской персоной, а всего лишь ее половиной!

– Вот те и здрасте-мордасте! – поразились такой невозможной картине рыцари и терли тут, конечно, во всю мочь глаза, чтобы вернуться к привычной видимости, да только напрасно, потому что второй королевской половины при всех их стараньях никак не появлялось.

– И до чего ж мы, братцы-рыцари, допились! – сказал Косоротль, рыцарь искушенный, как в воинских делах так и в выпивонах – Так глядишь скоро и зеленые слоники нам явятся! Нет, джентльмены, пора нам, видать, бросать совсем эти хмельные занятия! И все прочие рыцари тут же с ним совершенно согласились и бросили. И зареклось все рыцарство с той поры никоего зелья для веселья отныне не употреблять.

А держится ли оно данного слова и в самом деле, то разве самому лишь рыцарству и ведомо.

Ведь и мусульманцы, хотя заветы магометовы и сильно вроде почитают и неукоснительно блюдут, опасаясь божьих кар и наказаний да, слышно, Бахусово-то зелье несмотря на все те обеты тишком да тайком, но, однако, употребляют.

Пожалуй, что и верно, как глаголют некоторые, что де вся жизнь Артурова была одно лишь сплошное приключение, хотя, по правде-то говоря, сам он никаких приключений сроду и не искивал.

Это они за ним вечно увязывались, как примерно и тень за всяким предметом ли, человеком ли – извечно и неотвязно следует.

Такая уж, как видно была у него судьба. А от судьбы своей ни зайцу ускакать ни птице улететь невозможно, да и мышке мелкой серой в норке от нее не укрыться.

Испокон уже заведен в мире земном такой порядок и как ни крутись ни вертись, а от судьбы своей никаким ни кручением ни верчением не отвертишься. Она словно, как шкура ко всякому живому существу приторочена, а из шкуры своей кто же вылезти может? И вот живой тому пример.