Альте Гамино - Ложь в двенадцатой степени

– И вы хотите, чтобы я покопалась в записях отца и попробовала найти упоминания о методах усмирения главного бунтаря?

Доктор убавил мощность кондиционера, хотя Хельга ни разу не почувствовала холодка на коже. Напротив, кровь гуляла, а сердце бодро отстукивало привычный ритм.

– Конечно, это было бы непростительно эксплуатировать тебя в свободное время, не давая ничего взамен. Поэтому я собирался предложить тебе должность. Мне все равно нужны помощники, а ты окончила обучение на психолога с отличием.

– Вы знаете? – вырвалось у Хельги, пусть ничего необычного в этом и не было. Доктор Траумерих наконец-то перестал растягивать губы и впервые после начала разговора позволил себе естественную улыбку.

– Эдгар не мог удержаться, чтобы не похвастаться. Работа, которую я хочу предложить, как раз для тебя, с твоим-то умением разбираться в людях. Давно надо было это сделать, конечно, но… – Мужчина скривился и покачал головой, молча выражая свое отношение ко всем событиям, препятствовавшим этому разумному решению. – Коллеги с других этажей прозвали наше скромное владение царством паранойи и психопатии. Даже люди, которые не имеют контактов с МС, чувствуют его влияние. Иногда уборщики начинают жаловаться на негативные мысли или ощущение дискомфорта. Кто-то говорит, что вновь чувствует себя маленьким унижаемым всеми ребенком. Кого-то одолевают воспоминания, о которых они пытаются забыть уже не первый год. Из-за отсутствия психолога в нашей секции мы можем запустить случай, вовремя не обнаружив предпосылки. Неприятно слышать, что электрик, всегда исправно чинивший проводку, вдруг не вышел на работу, потому что покончил с собой. – Доктор вздохнул. – Тебе предстоит следить за настроением работников нашего этажа. Отправлять в отставку или в отпуск тех, кто не может справиться с негативными мыслями, и подбадривать тех, кто менее внушаем. Плюс в остальное время ты будешь сидеть с бумагами Эдгара и пытаться найти информацию о методах его работы. Как тебе такой расклад? О часах и оплате договоримся отдельно.

Он сцепил ладони на уровне груди, будто умолял гостью. Но еще больше ей бросилось в глаза, что жестикуляция к концу речи резко замедлилась, как если бы доктор потратил всю энергию на танец рук в воздухе. Скорее всего, проблема была в другом, и Хельга догадывалась в чем.

– Вы провели эксперимент, пытаясь узнать не столько возможности моей кратковременной памяти, сколько умение интуитивно решать непредвиденные задачи, верно? Но ни в работе с записями отца, ни в беседах с людьми это мне не понадобится. А вот в разговоре с вашим пациентом – да. Вы готовите меня к встрече с МС? Правильно я думаю?

– Н… нет. – Доктор поморщился и поправил очки. – Я подумывал… может, когда-нибудь ты станешь достойной преемницей отца в его деле. Я не знаю. Это просто мои фантазии. Сегодня я выяснил, что ты ближе к этому, чем я представлял, когда писал письмо. Но звать тебя на замену Эдгару я не планировал. Это вопрос неопределенного будущего, Хельга. А в ближайшее время тебе запрещено вступать с МС в контакт.

Хельга испытала смесь разочарования и смирения. Крохотная ее часть все равно надеялась, что бывший коллега отца проявит благосклонность и позволит проникнуть в самое сердце исследований. Но то были представления мечтательной девочки. Более реальными казались мысли о том, что доктор Траумерих заберет записи Эдгара, задаст пару вопросов и отпустит восвояси. А потом ни писем, ни звонков… Против подобного исхода Хельга даже разработала стратегию поведения: прибегнув к блефу, она должна была убедить доктора, что его самостоятельные копания в документах отца ни к чему не приведут. К счастью, прибегать к этому не потребовалось. Вариант с сотрудничеством устраивал Мантисс на девяносто процентов. Оставшиеся десять приходились на необходимость адаптации на новом рабочем месте и запрет на общение с МС – виновником всего происходящего на этаже. Это почти так же несправедливо, как попасть в футбольную команду и услышать от тренера, что первые пару лет предстоит сидеть на скамье запасных. Только в спорте человека из наиболее вероятных опасностей ждали физические травмы, а тут – кое-что посерьезнее.

– Вот как, – выдавила Хельга. – У меня есть возможность подумать?

Несмотря на стойкую нелюбовь к интроспективной психологии, Эдгар Мантисс часто советовал дочери анализировать процессы собственного сознания – во всяком случае, те, которые организуются и направляются ею самой. Даже если поначалу кажется, что это не вносит видимой ясности в проблему, в конечном счете такой анализ может стать толчком для понимания каких-то аспектов человеческого поведения. В конце концов, как можно понять других людей, если с трудом разбираешься в себе?

С возрастом Хельга сама занесла непродолжительное, но эффективное созерцание внутреннего мира в список полезных умений. А если еще и озвучивать мысли вслух, то противоречия вскоре будто сами собой уходят, а внутренние конфликты разрешаются. Особенно продуктивно рассуждать в присутствии не безмолвной мебели, а умного человека, способного одновременно быть незаметным, как чайный столик, которого не стесняешься и не боишься. К тому же он может быть полезным генератором значимых вопросов, и это вообще прекрасно! И Хельга вместо того, чтобы посвятить жизнь копанию в нарушениях работы мозга, отдала предпочтение когнитивной психологии. Эдгар первое время ворчал, но скорее для вида. На деле он меньше всего желал, чтобы его дочь работала с настоящими больными, а не просто запутавшимися в себе людьми.

И вот теперь Хельгу занесло туда же, куда и ее отца. А ведь, казалось бы, разными дорожками шли.

Испытательную неделю, посвященную инструктажу, технике безопасности и знакомству с рабочим пространством, Хельга перенесла не то чтобы совсем легко. Доктор Траумерих услужливо взял на себя обязательство провожать новую сотрудницу по коридорам и рассказывать о порядках, среди которых встречались весьма любопытные.

Взять, к примеру, лифт. Хельга имела возможность беспрепятственно прокатиться наверх, но вот вниз… Выданная ей электронная карта активировала лишь кнопку минус второго этажа. Попасть на другие минусовые этажи она не могла. Уильям объяснил это тем, что в работе с «интригующими объектами» один отдел старался не лезть в дела другого. Каждый из них располагал своим штатом работников, которые пересекались в столовой и делились разными байками, но никогда чем-то серьезным.

Далее свод правил начинал работать на минус втором этаже. Все двери, кроме уборных и особых «помещений безопасности», имели замки, отпереть которые можно было также с помощью карты, но уже другой. Точнее, других, потому что они делились на уровни. Как выяснила Хельга, карты третьего, низшего уровня выдавали уборщикам, которые не могли заходить в кабинеты без разрешения старших сотрудников, – они отпирали исключительно подсобные помещения с инвентарем. Ключи второго типа открывали почти все помещения на этаже, кроме специальных, помеченных красными буквами «А», «В» или «С». Другими словами, попасть в гости к МС с их помощью было невозможно. Такой ключик и достался молодой Мантисс. Картами первого уровня располагали доктора, и запертых дверей на этаже для них не существовало.