Альте Гамино - Ложь в двенадцатой степени

– Не хочу показаться занудой, но есть определенный стандарт техники безопасности: аварийные и пожарные выходы, лестницы в дополнение к лифтам, – говорила Хельга. – Я понимаю, что мы на какой-то глубине под землей, и все же… У вас есть по два лифта в разных концах этажа, но если они сломаются? Или начнется пожар? Почему у вас нет пожарных лестниц? Как план этого здания вообще одобрили?

– Я ценю твое внимание к безопасности, – терпеливо проговорил доктор Траумерих, – но неужели ты думаешь, что мы приглашаем людей в этот, перефразируя твои слова, гроб, не позаботившись о мерах предотвращения несчастных случаев? Кто бы вообще пришел работать сюда?

Он помахал рукой, привлекая внимание камеры в углу, а затем указал на датчик дыма.

– Одновременно четыре лифта сломаться не могут. Если здание окажется обесточено, заработают системы аварийного питания. На случай пожара на этажах располагаются особые комнаты. Их стены облицованы жаростойким металлом…

– Конкретно?

– Сплав на никель-молибденовой основе. Он используется также в создании протезов, так что не является ядовитым, – на всякий случай пояснил Уильям. Должно быть, Хельга своими допытываниями напоминала ему вредную отличницу. – Там сотрудники могут укрыться в случае опасности. Собственно, для того комнаты и были оборудованы.

Дверь, ведущая в «помещение безопасности», действительно обнаружилась в глубине этажа. Для этого нужно было пройти от главного лифта прямо и налево на втором повороте – это Хельга сразу запомнила. Чтобы зайти в такую комнату, карта не требовалась, но внутри не было ничего ценного, кроме запасов еды и однообразной мебели. Из-за этого помещение больше напоминало дешевую комнату отдыха.

Старомодных белых халатов никто не носил. Необходимость в них появлялась при работе в лаборатории. Однако определенный стандарт одежды существовал, поэтому какому-нибудь своенравному Тонни не разрешалось заявляться в гавайской рубашке и шортах. Хельгу это более чем устраивало. Пиджаки и блузы она ненавидела и надевала только в особых случаях. А вот темных расцветок кофты различных фасонов дарили ей комфорт и ощущение собственной привлекательности.

График у Хельги не был плотным: три дня в неделю на беседу с определенными группами лиц и еще один, посвященный исключительно бумагам.

– С десяти утра до шести вечера. Час на перерыв, – прочитала Хельга в заботливо распечатанном списке-напоминании. – Могу я выбрать вторник выходным днем? Я хожу в кружок рисования.

– Само собой, – разрешил доктор Траумерих.

Он оказался понимающим и добродушным не только к гостям, но и к сотрудникам своего отдела. «Мягкотелый» – так обычно отзываются о таких людях.

– У тебя уже была практика, верно?

– Когда заканчивала обучение. А еще потом устраивалась в частную клинику, но мне там не понравилось.

– Плохие условия?

– Плохой коллектив, – выдохнула Хельга. – Атмосфера враждебности не настраивает на работу. Вроде как они там привыкли, что к ним приходят «свои», и когда в клинику устраивается новичок не из их круга, его быстро выжимают.

– Никогда туда не пойду, – прочитав название клиники в резюме, усмехнулся доктор Траумерих. – Окружающие люди так или иначе многое привносят в стандартное течение рабочего дня.

– Но дело было не совсем в их… агрессивности. Меня поразило не столько их негативное отношение ко мне, сколько однообразие методов травли, – продолжила Хельга, немало удивив собеседника. – Я сначала подумала, что смогу извлечь огромную пользу, наблюдая за их потугами довести меня до срыва. Может, даже книгу об этом напишу, где классифицирую все приемы. Однако… они начали повторяться и вскоре наскучили мне.

Уильям вскинул брови, но от комментариев воздержался. Он и сам мог немало рассказать о взаимоотношениях в коллективе, ведь среди его коллег были как малообщительные и замкнутые личности, так и преувеличивающие собственную значимость эгоисты.

Нынешний «товарищ по халату» Уильяма Траумериха, обладатель докторской степени по биологии Стив Амберс, по мнению Хельги, относился как раз ко второму типу. Он страдал недугом многих молодых и незаурядных исследователей его возраста – считал остальных людей, не разбиравшихся в хорошо изученных им вопросах, на порядок глупее себя. Знакомство с ним оставило у Мантисс спорные впечатления. Когда доктор Траумерих представил ее коллеге, поставив того перед фактом, что с новенькой придется делить один кабинет, Стив ответил:

– Я в принципе люблю делить только клетки, но симпатичной сотруднице могу и уступить.

– Хельга – дочь Эдгара Мантисса, – как бы между прочим обронил Уильям.

– Здорово. Наконец мы решим эту напасть с шутником.

Пусть это и было правдой, слова доктора Амберса прозвучали отстраненно, что не могло не царапнуть слух Хельги. Ему словно все равно, с кем его знакомят: стулом, схемой удачного подхода к задаче, человеком… Мантисс не могла винить Стива за равнодушие (в конце концов, никто не обещал устроить вечеринку в честь ее появления), но и не замечать отношения к ней как к инструменту достижения цели тоже не получалось.

Докторов на этаже больше не было. Лаборанты, секретари, уборщики, другой персонал, имеющий разные навыки и задачи, занимались своим скромным делом в том или ином уголке. С ними Хельге еще предстояло познакомиться во время частных бесед.

Больше всего Мантисс поразило разнообразие настроений и характеров людей, стекавшихся со всех этажей в столовую в обеденные часы. Ей самой не нравилось это сравнение, но Хельга словно оказалась в зоопарке на пересечении трех различных секций и с любопытством впитывала все оттенки и крайности каждой из них.

Доктор Траумерих, пару раз оставлявший новую сотрудницу для самостоятельного изучения разного рода деталей и задававший необычные вопросы вроде: «Щелчок закрывающейся двери не показался тебе слишком громким?» или «Не думаешь ли ты, что дизайнерские ошибки иногда приводят к созданию нового стиля?», сопровождал Хельгу в ее маленьком первооткрывательском походе. Меню было в меру разнообразным, с горячими и холодными блюдами, учитывало потребности мясоедов и вегетарианцев. Над особняком стоявшим столом с грязными тарелками и использованными подносами висел небольшой плакат, с которого грозный мужчина призывал не сорить и убирать за собой посуду.

– Для внушаемых людей повесили? – изучая сведенные брови карикатурного чистюли, спросила Хельга.

– Весьма действенный способ пробудить ответственность в индивидуумах, – ответил Уильям. – Когда людям кажется, что за ними наблюдают, в них просыпается совесть.

– Моя одноклассница рассказывала, что у нее пробегал мороз по коже, когда она оказывалась в комнате со множеством фотографий. Говорила, ей кажется, будто они на нее смотрят. Родители постоянно таскали ее к психологу из-за этого.