Альте Гамино - Ложь в двенадцатой степени

Понаблюдав за контингентом, Мантисс условно разделила работников на три группы. Первая, и самая многочисленная, состояла из людей, которых можно встретить везде, независимо от профессиональной направленности и обстановки. Это либо молчаливые служащие, которые занимали свободные столики и неторопливо обедали в одиночестве, либо коллеги, объединявшиеся в небольшие группы. Во время еды они приглушенно беседовали о работе или о жизни вне ее, разговаривали по телефону, активно переписывались с кем-нибудь, читали. Телевизора в столовой не было, и, как объяснил доктор Траумерих, никто не мог понять почему. Время от времени персонал проводил опрос, в котором большинство голосовало за проведение кабельного телевидения, однако добиться чего-то большего, чем радио, так и не получилось.

– Возможно, ответственные за этот запрет руководствуется соображениями докторов минус первого этажа, преувеличивая их опасения и раздувая до уровня суеверий, – пожал плечами Уильям, отказавшись взять на обед рыбу. – Вопрос постоянно поднимается, но никогда не решается.

Упоминаемые сотрудники минус первого этажа как раз и составляли условную вторую группу, разительно отличавшуюся от большинства посетителей столовой. Она вообще оказалась предельно малочисленной, и возглавлял ее доктор Марк Вейлес – «тот еще фрукт», по предупреждениям знакомых с ним. Шестидесятитрехлетний дядечка прямо-таки излучал оптимизм и веселье. Вместе с парой товарищей он привносил в типичное помещение типичного института хорошее настроение. При этом никому не мешал, не навязывал своего общества – вот только всех, даже забившихся в угол одиночек, доставал своим мощным голосом. «Его любили», – пришло на ум Мантисс. Работницы с половниками приветливо хихикали в ответ на его беззлобные замечания, служащие поворачивали головы в его сторону, многие кивали и здоровались.

Марк относился к тому типу людей, которые в любом обществе привлекают внимание. А еще он собирал возле себя любителей увлекательных историй, сотнями копившихся в его личном багаже. Большая часть этих историй рождалась из повседневных бытовых случаев, которые благодаря таланту признанного «сказочника» превращались в крайне увлекательные байки. А что еще делать во время обеда, как не слушать мастера повествования?

На явное любопытство со стороны Хельги доктор Вейлес ответил заинтересованным взглядом, а увидев рядом с ней Уильяма Траумериха, расцвел на глазах. Новичков он любил, ведь это его потенциальные слушатели, которые пока не знакомы ни с одной из его замечательных историй.

– Позволь представить главу отдела исследований особенностей СТ-30. – Доктор Траумерих приветствовал Марка, когда тот с разрешения присел за их стол.

– Что это?

– Очень старый и очень сломанный телефон, ничего интересного per se [1]. – Доктор Вейлес уперся локтями в стол. – Гораздо важнее, что я вижу перед собой. Между вами есть что-то общее, прямо как у родственников. Только я знаю, что у Уильяма нет ни детей, ни племянников. Где же я мог встречать эти черты?

– Ты, вероятно, перепутал мои черты с чертами Эдгара Мантисса, – растолковал доктор Траумерих, и у его коллеги брови поползли наверх.

Его мимика была богатой и изменчивой. Эмоции, казалось, отпечатывались даже на квадратном подбородке.

– О, Эдгар. Как бы лучше описать мое отношение к нему? – Марк задумчиво поводил пальцами в воздухе. – О лепреконах я знаю, что они кичатся золотом как наивысшей ценностью, о единорогах – что они скачут по цветочным полям, о русалках – что поют грустные песни. Однако о волшебнике… Я не понимаю, как он взмахом руки решает любую проблему. Когда я увидел Эдгара, подумал: как он похож на волшебника!

Марк заслужил одобрительный хлопок в ладоши от Уильяма за перефразирование Конфуция, а дочь обсуждаемого профессора не удержалась от реплики:

– А какими волшебными вещами вы занимаетесь? Вы не похожи на всех этих серьезных мужчин и женщин со стаканом кофе в руках и отпечатком собственной значимости на лицах.

– Это ты еще ребят с минус четвертого этажа не видела. Вот кто перманентно выглядит так, словно последний раз улыбался года три назад, – рассмеялся доктор Вейлес.

Лениво водя ложкой в чашке с чаем, он постукивал ногой по полу в такт вырывавшейся из колонок музыки.

– Неужели я дожил до дня, когда Мантисс интересуется моей работой? Эдгар считал, что я копаюсь в рухляди.

– А на самом деле?

– Я копаюсь в рухляди! Но это долгая история.

– У нас есть минут десять-пятнадцать. Ведь так, доктор Траумерих?

Хельга добилась кивка провожатого и увеличения симпатии со стороны доктора Вейлеса. Лучший способ завоевать одобрение мастера повествования – дать ему выговориться при первой же встрече. Уильям же неторопливо доедал небольшую порцию овощного салата и сам особо не спешил на рабочее место.

– Вы давно тут работаете?

– Vere [2]. Чуть ли не с молодости. И как еще не выгнали? Но дай подумать…

Марк, погружаясь в мысли, непроизвольно отводил взгляд вправо, и собеседница взяла это на заметку. Несмотря на схожесть мимических изменений при выражении тех или иных эмоций, люди часто неосознанно выбирают разные точки в пространстве, когда дело касается ухода в глубь памяти. Это представлялось Хельге важным, особенно для распознания лжи.

– Когда я только пришел, занимался какой-то ерундой, которой более опытные умники заниматься не хотели. Принеси-подай-убери-парень. А потом прошлый руководитель отдела позвал меня и сказал: «Отныне Марк, – доктор Вейлес попытался спародировать бас бывшего начальника, – ты будешь помогать мне возиться со сломанным телефоном!» Я сказал ему, что не механик, и готов был подать заявление об уходе. Meo voto [3], мыть пробирки – еще куда ни шло, но посвящать жизнь какому-то мусору… Это я про телефон, а не про руководителя. Но все оказалось куда более интригующим, чем я представлял себе.

Севшие за соседний стол молодые люди с любопытством косились на болтливого старика. Как позже выяснила Мантисс, для них он являлся кем-то вроде местного чудака, рассказывающего страшилки развлечения ради. Не посвященные в проблематику исследований минусовых этажей сотрудники даже не догадывались, сколько фактических данных ронял, как семена в землю, «забавный дедок». Вряд ли кто-то из них по-настоящему верил ему, да и выбираемый Марком тон располагал к прослушиванию сказаний и легенд, но никак не истин.

– История повествует о следующем, – разглядывая отражение света в ложке, продолжал доктор Вейлес. – У одного доходяги померла тетка. Он временно переехал к ней, чтобы организовать похороны, собрать каких-то бабок на посиделки, а также разобраться, что делать со всем оставленным тетей барахлом. Провел ночь, затем вторую.