Анастасия Шульга - Диббук. Мертвая ведьма

– Гениально! – Кричит сумасшедший профессор. – Пора!

В лаборатории появляется уродливый Франкенштейн— так Аня про себя называет помощника профессора, одноглазого медбрата – в его руке пятикубовый шприц.

– Нет! – Аня пытается тщетно вырваться из его цепких лапищ, Франкенштейн больно сжимает ее руку, и вводит лекарство.

– Не сопротивляйся, – говорит профессор, его глаза – два горящих безумием факела. – Раз и все.

– Я не убийца, – отвечает Аня.

Профессор хрипло, по-гиеньи, хохочет.

– Сыворотка увеличит твою силу примерно в сто тысяч раз. Ты не сможешь держать ее в себе. Повторяю, не сможешь справиться с ней. Если она выплеснется против твоей воли мы все погибнем, – он качает седой башкой. – Да, Аня, и я и Виктор тоже, также, как и ты, и твои родители, которых мы благоразумно пригласили наблюдать за экспериментом. Ты можешь помешать этому – нужно всего-то навсего направить разрушающую волну на город… Помни, девочка, выбор за тобой.

Выбор за тобой…

Слова фантомного профессора звучат в ушах, когда она просыпается.

«Почему я?» Думает Аня, прежде чем снова провалиться в сон.

Утром Аню будит звонок, на экране мобильного «номер не определен». Аня нажимает зеленую трубку:

– Алло!

– Здравствуй, Аня, – звучитв трубке незнакомый голос. – Меня зовут Вера. Я знаю, как тебе помочь…

Ночью Степка не сомкнул глаз, вспоминал Анино побелевшее лицо. Что могло так сильно напугать ее? Он вздохнул. Раз уж не спится, нечего время терять. Вылез с постели, со скрипом открыл дверцы шифоньера и достал с рюкзака блокнот и ручку. Свет не включал – луна этой ночью светила на удивление ярко.

«Я поселился недалеко от кладбища. Сперва мне нравилась здешняя тишина и умиротворенность, словно люди, привыкшие к смерти иначе оценивали жизнь, не растрачивали по пустякам. Даже телефонами они пользовались не ради разговоров, а строго по делу, а уж о интернете, соцсетях и речи не шло.

Держались они обособленно, здоровались неохотно, поглядывали на меня со злобой – чего, мол, приперся, чужак. Мне не было до них дела – закупка материалов, починка дома, проведение коммуникаций отнимали много сил и времени. Вечера я проводил на рыбалке – неподалеку от дома находилась речка, превращенная запрудой в большой водоём. Рыба в нем водилась – не больше ладошки, но ловил я ее для удовольствия, а потому после поимки сразу же выпускал. И тут я увидел…

О Боже, я даже не поверил собственным глазам, столь ужасным было увиденное. Пригляделся, вдруг показалось и с воды торчит вовсе не голова, а, какая-нибудь причудливая коряга. В следующий миг послышался жалобный, почти человеческий плач, и я не раздумывая снял одежду и сиганул в реку. Дело было в апреле, вода прогрелась градусов до 9, не более. Я сделал несколько размашистых гребков. Зубы стучали не только от холода, но и от человеческой жестокости – всего в метре от меня, цепляясь за доску крошечными лапками, дрожал щенок. Протянув руку, я осторожно отцепил его от балки и погреб к берегу. Там я скоро оделся, сунул зверя запазуху и побежал, нет, понесся к дому.

Сперва я думал он не выживет. Но время шло и малец оклыгивал, вилял куцим обрубком при виде своего спасителя. Надо сказать, кроме меня он никого не признавал, но я его не винил. Поди-ка поверь людям, после всего, что он пережил.

Спустя два года мой Тайсон превратился в матерого мосластого пса. Все так же, как и раньше с людьми он вел себя недоверчиво, даже агрессивно. Кормил его только я и если приходилось уезжать в город я запирал его в вольере с полными мисками, но пес не притрагивался ни к корму, ни к воде, лишь клал голову на лапы и глядел на меня черными грустными глазищами.

Я старался не оставлять его надолго, но однажды мне пришлось отсутствовать целые сутки. Возвращался с чувством вины. Я ожидал застать Тайсона тоскующим в вольере, но к моему удивлению пес не только лежал на крыльце, но и что-то увлечённо грыз. Я подошёл ближе, намереваясь потрепать его за ухом, бросил беглый взгляд на поедаемую Тайсоном кость и меня вытошнило прямо на ботинки. Пес поднял голову, наконец-то заметил хозяина и подбежал ко мне, виляя хвостом и сжимая в зубах то, от чего мой желудок снова вспороло спазмом. Пес бросил это к моим ногам и оглушительно гавкнул.

Конечно, я вызвал полицию. Человек, чью руку приволок пес лежал в соседнем доме, обглоданный до костей. Преступление было тем удивительней, что и двери, и окна были заперты изнутри и Тайсон проникнуть в дом никак не мог, разве что…

Эту мысль я не обдумывал, предпочитая неизвестность догадкам, которые были одна страшнее другой. Я молча затолкал пса в машину, снял со стены ружье и поехал в лес. Позже я думал, как мог я ехать в одной машине с людоедом и не дрогнуть, не бросить эту затею и не пристрелить его на месте. Ехал я все дальше и дальше, вглубь векового леса, чтобы там, в его недрах я мог бы не только пристрелить пса, но и похоронить частичку себя. Тайсон доверчиво выбрался с машины, стал подпрыгивать и весело носиться вокруг меня. Дрожа всем телом, я вскинул на плечо ружье, но выстрелить не успел.

Раздался оглушительный рык и пес ринулся вглубь леса, а через секунду я услышал его жалобное поскуливание. Трусость настаивала бросить его там, в лесу, умчаться прочь из деревни, пусть разбираются те, кому это по зубам – полиция, спецслужбы, Бог знает кто ещё… Но бремя ответственности за тварь, которую я достал из реки, лежало целиком и полностью на моих плечах. Каждый шаг давался мне с трудом, будто ноги были налиты свинцом.

И наконец я увидел все собственными глазами – Тайсон с остервенением бросался на грибников, рвал их на части, во все стороны летели ошметки тел. Я выстрелил. Выстрелил и промахнулся. Наверное, это и спасло меня, потому что в тот самый миг, когда пуля застряла в дереве, – один из мужиков – в нем я узнал жителя своей деревни, отбросил свою палку и прыгнул на меня. С его пасти торчали два острия – похожие на змеиные, загнутые вовнутрь зубы. Тайсон взлетел за ним, клацнул зубами… Существо вцепилось в пса, а остальные – их было трое, такие же Божьи одуванчики, каким изначально мне казался сосед понеслись прочь – пауками они карабкались по стволам сосен и прыгали как обезьяны где-то высоко над моей головой. Я выстрелил наугади попал. Один из них зашипел и свалился на землю, наего груди чернела дыра, но к моему ужасу Оно и не думало умирать и на четвереньках двинулось ко мне. Наверняка мне бы не поздоровилось, если бы Тайсон не расправился и с ним… До сих пор не могу ни назвать, ни написать то ужасное слово, кем оно, наверняка, было. Я истратил на них весь порох, но жуткие твари и не думали подыхать. Они падали и поднимались, падали и поднимались, но хуже всего было то, что получив ранение они не умирали, а множились. Дрожа всем телом я указал псу пальцем на свою ладу, а сам уселся за руль и притопил так, что очнулся только когда проклятая деревня осталась далеко за спиной.»