Андрей Панюков - Перемилово

– А ты неплохо справляешься со своими обязанностями шпиона. Или у ордена так паршиво с конспирацией? Как зовут этого оборотня?

– Теодор, господин. Он с ними из одной деревни.

– Теодор. Интересно. Я помню его. Живучая скотина. Его мамаша, которую я отправил на тот свет, занималась восстановлением эликсира оборотня по старому рецепту Парацельса. Чёртова ведьма думала, что обвела меня вокруг пальца, когда отправила эликсир этой своей преподавательнице в Махру. Я выследил её почтаря, и зелье уже сорок лет как у меня. И ни один оборотень не получит ни капли этого лекарства! Но ты, наверное, сейчас в затруднении, пытаясь понять, почему я рассказываю тебе всё это, не так ли?

– Да, господин…

– Мне не понравилась насмешка в её глазах, когда она умирала – я имею в виду мать этого Теодора. Здесь что-то не так. Тогда я не придал большого значения сему факту. Ты должен выяснить всё, что здесь кроется. Я хочу быть уверен, что история с эликсиром закончилась сорок лет назад со смертью этой колдуньи и её лукавого мужа, который тоже пытался перехитрить меня. Подумать только, эти наивные глупцы хотели обмануть меня – меня! – и надеялись остаться в живых!

Шар налился ядовито-зелёным светом, и шпион от страха втянул голову в плечи.

– История с детьми любопытна, – продолжал нечеловеческий голос, от которого цепи на стенах напряжённо покачивались. – Особенно необычно везение при встрече с оборотнем. Или здесь случайность? Впрочем, это легко проверить. Выше голову, мой юный друг! Два недоноска – это наименьшее из зол, которое можно было ожидать от исполнения пророчества. Настолько незначительное, что уделять этому внимание сейчас было бы слишком лестно для них. Займись эликсиром, и как только выяснишь всё, сразу сообщи. И не беспокой меня по пустякам. Я не желаю больше ничего слышать об этих детях и о пророчестве. Ты меня понял?

– Да, господин!

– Тогда за дело. И не забывай про орден, эта наша главная цель.

Цепи звякнули в последний раз, шар потух, и в наступившей тишине было слышно лишь судорожное дыхание тайного агента.

Наутро, после вкусного завтрака, близнецы решили расспросить дедушку и бабушку о Федьке Клыке.

– Только давай не вместе, а по отдельности, – предложила Маша. – Ты спросишь дедушку, а я бабушку. А то, если мы будем спрашивать вместе, они удивятся и пристанут к нам с вопросами. Врать мне совсем не хочется, а в то, что случилось, они всё равно не поверят.

– Хорошо, – согласился Веня. – Дедушка как раз собирается качать воду на огород, и я заодно ему помогу.

– Ну а я помогу бабушке с готовкой, и расспрошу её обо всём, что ей известно про Теодора.

– Не про Теодора, а про Федьку Клыка. И постарайся не проговориться.

– Не беспокойся, братец, – сестра скорчила Вене рожицу и побежала на кухню помочь резать помидоры и огурцы для салата. Бабушка варила вкусный гороховый суп. Пока они болтали о том о сём, Маша соображала, как бы спросить о Федьке, но тут разговор сам повернул в нужное русло.

– Наше Ефремово – деревня старая, люди здесь испокон веков жили, – напевно говорила бабушка, помешивая суп; она любила рассказывать что-нибудь про старину, и это получалось у неё так интересно, что дети обычно слушали раскрыв рты. – Когда-то наша деревня и соседнее село Ефаново принадлежали одному знатному боярину. Только в те времена они по-другому назывались, а как – никто не помнит. И было у того боярина два сына, Ефрем и Ефан. И вот когда боярин тот умер, то одному сыну досталось одно село, и назвали его Ефаново, а второму – наша деревня, которую назвали Ефремово. Жили в Ефремово несколько десятков семей, а уж фамилий-то и того меньше: Гаврилины, Блохины, Акимовы, Золотовы, Багровы, Минеевы, Ганюшкины, Рюнины, Варламовы, Королёвы, Шероновы, Цениловы, Барышевы, Зепаевы, Спиридоновы, Андриановы, Осиповы… Всех, что ль, назвала или забыла кого?

– Клыковы, – подсказала Маша.

– Клыковы? – засмеялась бабушка. – Вот уж нет! Клыковых тут не было.

– А Федька Клык?

– Федька Клык, – сказала бабушка, чуть нахмурившись, – не ефремовский.

– А чей?

– А кто его знает? Его отец с матерью здесь ещё до войны поселились, а откуда они взялись, никто не знает. Моя матушка – твоя прабабка Матрена – сказывала, что вроде как откуда-то с Севера сюда приехали. А уж правда или нет, не знаю. Не больно-то они любили про себя рассказывать. Время такое было, языком болтать много не давали.

Бабушка умолкла и задумалась. Её руки ловко шинковали капусту для салата. Маша затаила дыхание: она знала, что сейчас бабушка продолжит свой рассказ.

– Странные они люди, Клыковы. Жили сами по себе, и в доме у них никто не бывал. Отец Федькин, звали его Исидор, страшный человек был, многие его боялись.

– Страшный? – переспросила Маша испуганно. – Это почему?

– Ну, может, и не страшный, – смущённо поправилась бабушка, – но какой-то он тёмный был, себе на уме. Многие считали, что вообще колдун, – рассмеялась бабушка, но Маша поняла: она говорит серьёзно.

– А почему колдун? – спросила она.

– Да так, мало ли что народ болтает да выдумывает, – отмахнулась бабушка, но желание поделиться какими-то воспоминаниями пересилило, и она продолжила:

– Лесником он был, Исидор-то покойный. Весь день в лесу пропадал, на деревне его почти не видели. Странный был, ни с кем не сходился. Про него много слухов ходило разных, вот люди и решили себе, что он вроде как колдун. Хотя, конечно, было с чего – я как вспомню ту встречу в лесу, меня по сей день в дрожь бросает.

– Расскажи, ба! – попросила Маша и вся обратилась в слух.

Бабушка помолчала немного, попробовала суп, добавила в него щепотку соли, вздохнула и повела свой рассказ дальше.

– Мы с Василиской, сестрой моей двоюродной, царство ей небесное, пошли как-то в Большой лес за земляникой. Вырубка там была славная, а на вырубках ягода страсть как растёт. Встали рано, встретились за Кулановым прудом и пошли через поле в лес. Перед войной это было, как сейчас помню, последнее предвоенное лето. Василиса вечером ко мне прибежала. «Пойдём, – говорит, – завтра за земляникой, да я тебе расскажу кое-что». А сама раскрасневшаяся, цветёт как маков цвет. Что же такое, думаю, она мне расскажет? Влюбилась, что ли, в кого? Я всё гадала тогда – то ли в Сашку-тракториста, то ли в фельдшерова сына, Кольку.

«Не тяни, – говорю, – сказывай кто». – «Что „кто“?» – спрашивает, а сама краснеет. «Ой, – говорю, – что ты мне тут дурочку ломаешь, ты на себя в зеркало посмотри! Ну, – говорю, – кто он?» Василиска-то засмеялась весело и на ухо мне: «Федя Клыков». У меня от изумления глаза на лоб. «Ты что же, шутки шутишь?» – «Нет, – отвечает, – не шучу». – «Да нет, – говорю, – парень-то он, конечно, хоть куда, да только что за семья-то у них – колдун да знахарка».