Ян Кириллов - Границы памяти

Фред кивнул.

– Также я обладаю тонкой техникой тана́гра – способностью манипулировать предметами без прикосновения. Выше бахмов стоят чантары. Они умеют создавать иллюзии. Над ними – нэфы – те, кто умеют исцелять и убивать, управляя телесными токами. Самые высшие – эйры. Они могут перемещаться в пространстве за мгновение. Ещё они управляют погодой. Самый распространённый тип цивилизации – смешанные. В них допустимы и «твёрдые» технологии, и тонкие техники, но и те, и другие ограничены.

Девочка встала и написала на доске одно слово: «Доктрина».

– За всем следит Доктрина границ. Три тысячи семьсот шестьдесят восемь лет назад закончилась Великая Межмировая война. Стороны заключили договор, действующий по сей день. Полное название договора – Симмаратанская Доктрина Межмировых Границ. За исполнением Доктрины следят организации наблюдателей. В закрытых Мирах они действуют тайно. Смысл Доктрины в том, чтобы война не повторилась, а повториться она может, если какая-нибудь держава совместит «твёрдые» технологии с тонкими техниками. Это как порох и спички. Возможных комбинаций такого совмещения безумно много. Мир Полярной Звезды развивается технологически настолько быстро, что частота смены технологий уже превысила частоту смены поколений. Полстарс уже сейчас могут уничтожить планету несколько раз. А что же будет, если в их руках окажутся ещё и тонкие техники? Конечно, полстарс имеют общие представления об Энергии. Она упоминается в некоторых эзотерических учениях. Она есть и в массовой культуре. Например, «сила» в эпопее «Звёздные войны» великого Джорджа Лукаса, или прана в индуистской мифологии. Но, к счастью для нас и для всех Тари, люди не верят, что Энергия существует на самом деле. Ведь если Мир Полярной Звезды будет уничтожен, то и остальные Тари будут подвержены роковому воздействию. Миры взаимно притягиваются, а судьбы в них повторяются, – Лазер села за стол и положила руки перед собой. – А теперь я хочу, чтобы вы, дети, и особенно вы, Инкрим, восприняли мои слова максимально серьёзно. То, что я показала в классе – лёгкое дуновение по сравнению с ураганом того, на что способна Энергия.

Вечерний город красовался множеством огоньков, которые местные зажигали в честь предстоящего праздника. Светила полная луна, туч в небе почти не было, а северный ветер, что лишь слегка наслаивался на южный воздух, приносил немного прохлады, радуя жителей редкими скромными снежинками. Те медленно кружили над землёй и таяли, не успевая коснуться мостовой.

Ещё днём деревянный район казался грязным и убогим. Теперь, когда народ зажигал ароматические свечи в каждом доме, выставлял на окна лампы и выходил на улицы в нарядных и разноцветных туниках, район преобразился, наполнился красками, оттенками и звуками. Окружающая беднота перестала казаться отталкивающей. Напротив, она стала неповторимо и невыразимо милой.

В небе, один за другим, пронеслось несколько самолётов-птиц, и никогда не устающие дети, с криками «Имме́рти, имме́рти!», погнались за ними. Один ребёнок подпрыгнул и на секунду завис над крыльцом. Мама тут же ловко поймала его за руку, спустила на землю и отругала. Берроу, в какой-то момент, подумал, что спит, или что его обманывает зрение, но через минуту юная девушка, или даже девочка лет четырнадцати, в голубом платье, покружилась вокруг своей оси и, к изумлению Фреда, плавно, как невесомая, взлетела на высоту человеческого роста. Она была чем-то похожа на мальчика, подпрыгнувшего над крыльцом. Наверное, старшая сестра. Своим прыжком она, как бы, дразнила младшего брата, ведь ему не позволяли делать то, что она уже могла. Девочка приземлилась на носочки, и развела руки. Мать подбежала к ней и заботливо потрогала ей щёки, чтобы убедиться, что с дочкой всё в порядке.

В воздухе появился светящийся огонёк, похожий на негаснущий сполох от костра. Он завис на высоте пары метров над мостовой и медленно поплыл, наполняя улицы дополнительным оттенком. За ним вспыхнул и пустился в плавание другой. Молодая пара запускала огоньки из полосатой трубки, напоминающей хлопушку, при этом весело смеясь. Когда «хлопушку» брала в руки девушка, её огоньки получались бледными и пролетали всего несколько метров, а затем гасли. Когда же за дело брался парень, его огоньки выходили яркими, и держались долго. Взяв девушку за руки, он показывал ей, как правильно направлять трубку, дёргать за ниточки и, почему-то, иногда стучал пальцем себе по лбу. Девушка кивала, выдыхала и, сделав серьёзное сосредоточенное лицо, брала трубку в свои руки для новой попытки.

Не только пара занималась подобным – множество людей выстреливали из трубочек летающие огоньки, и те зависали в воздухе, взлетая высоко над крышами, или оседая у самой земли. Каждый получался своего цвета, веса и яркости. Вот уже вся улица была усыпана блеском маленьких звёздочек. Особенно они нравились детям, и те смело брали их в руки, не обжигаясь. Правда, огоньки гасли от этого, превращаясь в маленький чёрный уголёк, пачкающий пальцы.

Когда Инкрим проходил по улицам, узнающие его люди радостно махали. Некоторые подходили к нему и говорили что-то на непонятном языке. Третий из Одиннадцати едва понимал их, и лишь улыбался, смущённо кивая головой. А вот Лилмэи ничего не стеснялся, и обнимал некоторых прохожих, отвечая им что-то на их языке.

– Это похоже на Рождество, – заметил Фред.

– Что, простите?

– Рождество. В том Мире у меня было не так уж много счастливых дней. Только один день в году я радовался по-настоящему. Двадцать пятого декабря. Мачеха Стоунер тогда становилась доброй и мы даже с ней не ссорились. Она красиво одевалась, была такой ласковой, милой. Она угощала меня конфетами. Особенно я любил такие леденцы, в виде трости. Знаешь? Ну, ты, наверное, их не видел никогда. Люблю Рождество! Ненавижу свой день рождения, и все остальные праздники, но вот его… да.

Однако, Фред ещё больше загрустил при воспоминаниях о Рождестве. Ему казалось нелепым, неправильным и абсурдным, что он праздновал его с мачехой Стоунер, когда все остальные дети – со своими родителями. Он не хотел признаваться, но именно Рождество было для него самым грустным, самым тяжёлым из всех праздников.

Пальцы Фреда замёрзли, несмотря на то, что вечер был тёплым. Прохлада северного ветра прошла, и последняя снежинка растаяла в небе. Снова напомнил о себе субтропический климат, в котором и находился Чхимтосэн.

Утро выдалось безоблачным, но не жарким. Умеренный ветерок вовремя отгонял застоявшийся воздух, заменяя его свежим, морским. Зелёное море за окном шептало, что всё будет хорошо. Илман заботливо принесла вождю тазик с тёплой водой и лезвие для бритья. Вода была идеальной температуры. Бреясь, Инкрим ни разу не порезался. Это тоже был добрый знак.