Ян Кириллов - Границы памяти

– Да! Наверное. Им не доказать, что вы – тот самый. Они скорее поверят, что Луна – это блин, чем в то, что вы – реаинкарнация Инкрима-абиса.

– Тогда зачем это всё?! В чём смысл? – Фред резко остановился. – Вдруг, я и правда не вождь, Мэй? Что я тогда здесь делаю?

– Знаете что? Как бы они там ни спорили, эти политики, советники, судьи… вспомните народ вчера вечером. Их лица. Люди вам верят. Они не верили так ни одному Лжеинкриму. Они радостны и предвкушают новую эру. Легенды их детства сбываются! Скоро произойдёт событие, о котором мечтали их деды и прадеды. И́нкрим-роу́м, наконец, обретёт своего хозяина. Не сегодня, так в следующий раз.

– Как ты сказал? Инкрим-роум?

– Инкрим-роум. Этот город назвали в честь вас.

– Я думал, он… как его… на «Ч». «Чичен…».

– Чантары называют его Чхимтосэном, что означает, всего-навсего, «шестистенка». Примитивно и скучно. Но есть и древнее название – Инкрим-роум. Мы, в Культе, предпочитаем его. Это память о временах, когда наш город был столицей. Дань уважения истории.

Фреда осенило. Он выправил осанку и оглядел улицу.

– Мне нужна пиар-кампания, – заявил он.

– Простите, не совсем понял.

– Я должен стать популярным, ведь так? Это как… предвыборная гонка! – он щёлкнул пальцами, радуясь своей догадке. – Мэй, – Фред схватил его за плечи. – За что больше всего уважают в этом Мире?

– За подвиги.

– А как совершить подвиг?

– Нужно сделать то, на что не решились бы другие.

– Я сделаю это, Мэй!

– Инкрим, подождите, – он мягко убрал руки вождя со своих плеч. – Вам ещё надо учиться. Вы ведь не знаете ничего об Эттоме, о нашем Мире!

– У меня есть учитель.

– И где он?

Отвечать на вопрос не пришлось. Лилмэи сам себе удивился, что не услышал этого первым. Ликующая толпа заполнила улицы, приветствуя человека, что буквально минуту назад объявился в городе. Точнее, над ним. Выполненный в форме ласточки, над Инкрим-роумом кружил самолёт, будто щепка в круговороте, вытворяя такие кульбиты, с которыми ни за что не сравнился бы полёт вчерашнего лётчика. Ласточка разгонялась, пикировала, уходила в штопор, разворачивалась по параболе и снова взмывала в небеса. В качестве изюминки, она поразила зрителей фигурой «колокол», придуманной в Сата русскими асами. Ласточка зависла в воздухе носом вверх на нулевой скорости, затем раскачалась и, под взволнованные женские «ахи», опрокинулась носом вниз, после чего резко набрала скорость, чтобы вернуться в горизонтальный полёт.

– Аммерт! Аммерт! – кричали люди и восторженно тянули руки к небу.

– К сожалению, это опять не он, – развёл руками смотритель. – У Аммерта совсем другой воздушный корабль.

– Не важно, – сказал Инкрим, глядя вверх. Когда птица скрылась из виду, он похлопал Мэя по плечу и зашагал вперёд.

Вот уже будто целую вечность кто-то бил в колокольчик, производя мерный раздражающий звон. Этот звон просачивался из-под толщи жаркого мутного тумана, заставляя пробудиться и поднять тяжёлую голову. Хотя, нет, это был вовсе не колокольчик. Знакомый, давно знакомый сигнал. Генрих слышал его бесчисленное множество раз, в нашем Мире и во многих других, где побывал его старый «Опель». Сигнал открытой двери.

Лоб ужасно горел, оттого что лежал на горячем руле. Рука сползла с приборной панели и упала локтем на железную ручку рычага. Мгновенно сон развеялся, и Фогель дёрнулся всем корпусом, обретя в себе силы. Ремень не дал пошевелиться – он застрял и впился в грудь. Пришлось разрезать его карманным ножом. Рукоять страшно жгла, и требовалась изрядная ловкость, чтобы разрезать ремень, не прикасаясь пальцами к лезвию. Наконец, удушающая лента освободила грудь. Генрих прикоснулся к ручке двери, чтобы открыть её, и обжёгся, не ожидая, что та нагреется так сильно. Тогда он навалился боком на дверь со всей силы и выдавил её. Снаружи его встретила долгожданная прохлада. Выбравшись, Генрих сразу же сбросил горячую кожаную куртку. Майку можно было выжимать от пота.

Агент Марка находился в сосновом бору. Был день, вторая половина, и солнце, оранжевым гигантом, рисовало на деревьях и кустарниках тёмные полосы теней. На короткий миг, агент забыл, где находится. Но суровая реальность заставила его вернуться с небес на землю и вспомнить о делах и проблемах.

– Где Марк?

Сейчас это был главный вопрос. Генрих обошёл своего железного друга. Автомобиль находился в плачевном состоянии – бока помяты, стёкла и капот покрыты чёрной копотью, а шины расплавлены. Своим бампером, «Опель» упирался в древний пень, а левое заднее колесо свисало над оврагом. Выехать из такого положения старый дружище точно не мог. Взяв куртку, Генрих намотал её на руки и осторожно открыл багажник. В багажнике стояло две канистры с бензином. Повезло, что они не рванули. Достав канистры, Фогель отволок их подальше. Теперь нужно было срочно искать подмогу.

Генрих шёл не оборачиваясь. Он уже проделал шагов тридцать, когда позади грохнуло. Затем что-то металлическое глухо ударило о землю. Наверное, оторвало багажник. Думать об этом сейчас было всё равно, что глядеть на умирающего ребёнка.

– Ты верно служил мне все эти годы. Прощай, земляк!

Агент Марка постарался отвлечься и занял свою голову жизненно важным вопросом.

«Что это за Мир?»

Хотелось бы верить, что это Мир Полярной Звезды, хотя, бывало, агентов после неудачного перехода через Тоннель забрасывало в незнакомые, даже закрытые, Миры. И те не все возвращались оттуда живыми. Пробравшись через кусты к автостраде, агент облегчённо выдохнул. Ему повезло больше, чем иным его коллегам. На счастье, из-за поворота показался автомобиль, окончательно развеяв сомнения.

– Эй! – крикнул он и, махая руками, выбежал на дорогу. – Стойте! Стойте!

Чёрный микроавтобус остановился в нескольких шагах от него. Генрих расплылся в улыбке.

«Есть же добрые люди».

Дверь салона открылась и на обочину ступили двое мужчин. Один высокий и широкоплечий, с квадратным лицом. Другой – молодой, худощавый, с татуировкой на шее. Улыбка Генриха тут же растаяла.

«Ну, конечно. Откуда в такой глуши взяться случайному автомобилю? Тем более, так вовремя».

– Чак! – агент Марка изобразил радость. Получилось не очень натурально. Ни слова больше не говоря, он сорвался с места и бросился прочь.

– Батист, – тут же скомандовал Чак. Второй, с татуировкой, нацелился из пневматического пистолета и нажал на спусковой крючок. Тонкая, почти невидимая, иголка попала Генриху прямо в шею, и, потеряв сознание, тот упал на асфальт.

Пришёл в себя Генрих уже в салоне микроавтобуса, лёжа на заднем сиденье. Руки и ноги были связаны. В ухе чувствовалось неприятное, но терпимое покалывание. Генрих знал, что мочку уха, а точнее, прибор, размером не больше булавки, который там находился, лучше сейчас не трогать.