Артём Цветков - Истра

Через несколько минут Архиепископ уже стоял полностью одетый в свою белоснежную рясу с оранжевой епитрахилью.

– Ну-ка Сольт, напомни мне, что у нас сегодня по плану? – поправляя рясу, деловито проговорил Лутцио.

– Сначала завтрак, потом в честь праздника «весны и перерождения» утренняя служба в храме, потом обед у императора, с которым вы хотели решить кое-какие вопросы, а затем пир у вас в особняке, – учтиво перечислил слуга.

Подводя итог, Лутцио проговорил:

– Сегодня будет тяжёлый день, но мне, главному Архиепископу столицы Алентры, нельзя опускать руки, ибо кто, если не я, направит ко свету Божьему все эти заблудшие души, – после этой вдохновляющей горделивой речи он направился завтракать.

Поместье, принадлежавшее его святейшеству, было поистине великолепным. Фасад здания украшали резные колонны и позолоченные фрески с изображением герба Лутцио. К дому прилегала огромная территория с парками и озёрами, а обязанностью многочисленных слуг являлось следить и ухаживать за всем этим великолепием.

Внутри особняка находилось несколько спален, обставленных лучшей и самой дорогой мебелью в Алентре. Ещё в доме были две ванные комнаты на первом и втором этажах и огромный обеденный зал, где Архиепископ принимал важных гостей. Была кухня и несколько комнат для прислуги, но в них Архиепископ почти никогда не появлялся.

Пройдя по длинному коридору второго этажа, который был украшен различными картинами и полотнами на тему средневековых битв, он дошёл до винтовой лестницы, полностью сделанной из белого мрамора. Лутцио в последнее время тяжело давались лестницы, особенно подъём по ним, но отказываться от такой роскоши он не хотел. Опираясь на перила, он начал свой спуск. Спустившись на первый этаж, прошёл ещё через один коридор, который по убранству не уступал первому, и вот наконец оказался в обеденном зале.

Попадая сюда в первый раз, любой от удивления невольно приоткрывал рот и испытывал желание всё детально рассмотреть и потрогать. В середине зала расположился массивный прямоугольный стол из красного дерева на двадцать персон. Его изюминкой было то, что поверхность стола была зачарована и напоминала водную гладь – если кто-то ставил на неё какой-либо предмет, то от него исходили во все стороны водяные круги, такое зрелище невольно завораживало. Вокруг стола стояли отделанные бархатом стулья, так же из красного дерева и покрытые позолотой.

Потолок расписали лучшие художники столицы, на нём была изображена сцена, как ангел с золотыми крыльями спускается с небес на поле брани и протягивает руку воину, истекавшему кровью и облокотившемуся на сломанное древко копья, на вершине которого развевалось по ветру порванное красное знамя с изображенным на нём драконом. В центре под самым потолком парила в воздухе огромная хрустальная люстра. Она выглядела массивно и дорого, но главной её ценностью было то, что каждый хрусталик являлся на самом деле огранённым лунным камнем, добытым из самого сердца эльфийских лесов, и в ночное время по залу разливался мягкий белый свет.

По периметру комнаты на стенах располагалось различное оружие: щиты, мечи, алебарды. Одни из них были покрыты рунами, другие переливались и испускали голубоватый или красноватый свет, что говорило об их редкости и ценности.

– Ну наконец-таки завтрак, кажется, будто я не ел целую вечность, – хоть путь его и не был столь долгим, но появившаяся одышка ещё звучала в голосе.

И минуты не промедлив, Архиепископ поспешил усесться за свою трапезу. Слуги, приготовившие завтрак и накрывшие на стол, стояли рядом в ожидании команд. На завтрак Лутцио любил жареный стейк из телятины, украшенный кусочками овощей, пирог с яблоками и различные фрукты. И обязательно должно было быть красное сладкое вино. Все прихоти господина всегда исполнялись в полном объеме, иначе слуг ждало наказание.

У него во рту скопилось так много слюны, что ещё чуть-чуть, и она начала бы стекать по подбородку. Не в силах больше сдерживать себя, он приступил к трапезе. Забыв про какие-либо манеры, Архиепископ чавкал, громко отхлёбывал вино из бокала, а столовыми приборами он вообще пользовался в исключительно редких случаях, поэтому вся пища попадала ему в рот прямиком из его рук. Иногда Лутцио казалось, что еда, приготовленная по его предпочтениям, приносит даже больше наслаждения, чем плотские утехи с молодыми девушками.

Покончив с трапезой и вытерев руки о лежавший на столе белоснежный платок, он потребовал подать экипаж, чтобы отправиться сначала на утреннюю службу, а потом на встречу с императором для решения вопросов государственной важности.

Путь Архиепископа от особняка в Белый храм пролегал через крестьянские поля, засеянные пшеном и просом, а потом и через саму Алентру с её запутанными улочками и открытыми просторными площадями с памятниками героям прошлого. Карета, запряжённая двойкой серых лошадей, уже ожидала Лутцио возле крыльца дома. Выйдя на улицу, он подошёл к ней и открыл дверь, ухватился за внутреннюю ручку, поставил ногу на ступеньку, и вся карета под его весом накренилась. Сделав усилие, он всё-таки залез внутрь, от чего центр тяжести сместился назад, слегка приподняв вверх кучера, сидящего на козлах. Устроившись поудобнее, Лутцио нетерпеливо проворчал:

– Ну, чего ждёшь? Поехали!

– Сию минуту, господин, – раздался хлёсткий удар вожжей, и карета тронулась.

Вот они выехали из парковой зоны особняка – большую часть времени, как и сейчас, по ней важно ходили диковинные птицы и звери, привезённые в подарок из самых разных уголков Истры, коими Лутцио частенько хвастался перед своими гостями. На выезде с приусадебной территории его взору открылись бескрайние изумрудные поля, на которых с раннего утра до позднего вечера, не поднимая головы, работали крестьяне из близлежащих деревень. Вот вдали показались высоченные стены столицы с многочисленными охранными башнями с бессменными постовыми, оберегающими покой жителей. На черепичных конусообразных крышах торжественно развевались поднятые в честь праздника весны флаги. От всего увиденного исходило ощущение безопасности, надёжности и спокойствия.

Проехав центральные ворота, карета попала на широкую центральную улицу, ведущую прямиком к рыночной площади – она так же была украшена цветами и разноцветными флажками, в городе царила атмосфера праздника. Мимо сновали туда-сюда люди разных сословий и достатка. Многие из них улыбались и кланялись при виде кареты Лутцио, ибо считалось великой благодатью, если наисвятейший Архиепископ помашет рукой в ответ. Но в этот святой день у него не было настроения.

Погода этим утром была поистине чудесной, грело тёплое весеннее солнце, в воздухе стоял еле уловимый цветочный аромат, разносимый вдоль улиц от цветущих вишен. Не нужно было ни золота, ни власти, чтобы созерцать данную красоту и радоваться этому маленькому и такому простому счастью.