Артём Цветков - Истра

Однако Лутцио было не до этого, в карете стояла невыносимая духота, постоянно трясло на кочках, и от этого его мутило. Он хотел поскорее вернуться к себе в особняк, чтобы наслаждаться изысканной едой, пить вино и утопать в объятиях прекрасных девушек. Но всё это потом, а сейчас ему необходимо выполнить задуманное.

Въехали в рыночный квартал, где каждый торговец считал своим долгом перекричать своего конкурента, от чего шум стоял такой, что не слышно было собственного голоса, ко всему у него разболелась ещё и голова. Потом была улица ремесленников, здесь можно найти лучшую броню и оружие в столице, купить мебель в дом или что-нибудь для сада, в общем, всё, что душе угодно. И наконец-таки, проехав городскую площадь, на которой так любили отдыхать горожане, карета прибыла к Белому храму. Лутцио сразу же поспешил покинуть свою душную тюрьму и направился к прохладным сводам обители.

Пришло время для утренней службы, народу в храме собралось невероятно много, так много, что даже яблоку негде было упасть. Праздничной службы ждали как местные, так и странники. Многие из пришедших в период отчаянья нашли спасение в религии Лутцио.

По рассказам его святейшества, во время странствий на него снизошло озарение и он решил объединить все религиозные писания нашего мира в одно учение и назвал его «Иэнто итуру антаро», или бесконечный круг перерождений. Епископ считал, что для его религии лучшей символикой будет дракон, свернувшийся в кольцо и кусающий себя за хвост, олицетворяющий неизменное течение времени. Догмой данного ученья было то, что всё в этом мире циклично, за жизнью следует смерть, а за смертью – жизнь. За разрушением – созидание, после хаоса приходит порядок, и в конце концов за всеми людскими страданиями должно наступить блаженство.

У данной религии было множество последователей, а верующих ещё больше, однако нашлись и противники данного учения. Они считали, что такое видение мира не отражает действительность и Архиепископ просто пудрит простому люду мозги и вытягивает деньги. Правда, присутствовала и третья сторона – те, кто верил в старых богов и духов природы. Они предпочитали не вмешиваться в этот конфликт.

Сам же храм был поделён на несколько неравных частей, и их убранство, и состояние сильно отличались друг от друга. В большой части, в которой находились простолюдины, были обшарпанные и облезлые стены, белоснежные колонны стали серыми, а простенькое убранство в виде парочки деревянных лавок и чаш для подношения, которые и так на ладан дышали, превратилось окончательно в труху.

Другая часть храма, наоборот, была небольшой и отгороженной от основной. Созданная исключительно для тех, кто принадлежал к знати – и только они могли там присутствовать, она была настолько белой, что в особо солнечные дни там невозможно было находиться, не закрыв окна огромными бархатными шторами. Здесь же стояли позолоченные кованые лавочки с мягкими перинками и прекрасные мраморные чаши, отведённые специально для золота богатеев. Как говорил сам себе Архиепископ, перед Ним все равны, но некоторые все же равнее.

В центре на невысоком помосте располагался алтарь, за ним молился в особые святые дни сам архиепископ, а в обычные – священники из ежедневной службы. Но несмотря на всё это, и знать, и простой люд всё равно приходили в храм и оставляли подношения в виде цветов и денег возле статуй и фресок с изображением дракона и четверых святых. Святых назначил самолично Лутцио из своего близкого окружения.

В храме была ещё одна, огороженная от основных частей зала комната для священнослужителей с лестницей на второй этаж. Там имелся выход на балкон с видом на главную площадь, с которого Лутцио обращался к простому народу с важными речами.

В главном зале стоял гул от прихожан, произносивших молитвы себе под нос. Вот из боковой комнаты показалась белая ряса, и гул мгновенно утих. Сегодня в честь праздника службу вёл сам Архиепископ. Он не спеша направился к алтарю, зал замер в ожидании. Поправив епитрахиль и прокашлявшись, его святейшество начал свою речь.

– Дети мои, сегодня, в этот чудесный праздник, мы собрались в священном месте, чтобы ещё раз доказать, что вера наша непоколебима. Ведь всё в этом мире подвержено законам нашей религии, ибо как на смену холодной и безжизненной зиме приходит цветущая, полная жизни весна, так и вас ждёт счастье после всех ваших потерь, если не в этой жизни, так обязательно в следующей.

Дыхание его сбилось, и он затих, наблюдая за реакцией прихожан в зале. На лицах их были радость, смятение, покой и безмятежность, все они искренне верили его словам. И готовы были на всё ради своего Архиепископа.

Служба проходила в рабочем порядке, Лутцио помолился с некоторыми прихожанами, благословил чьих-то детей, а после принимал пожертвования, и всё это время он добродушно улыбался и любезно общался с каждым верующим, подходившим к нему с обращением. Эта игра ему нравилась, ибо Архиепископ понимал: чем больше людей верят ему, тем роскошнее у него будет дом, красивее девушки и вкуснее мясо с вином, то, что он так любил и хотел.

По окончании праздника необходимо было встретиться с императором Эндалором, или же, как его называл простой люд, Эндалором-Освободителем, для обсуждения кое-каких политических вопросов. Лутцио ненавидел его всем сердцем: император для него всегда будет тем, кем слишком сложно управлять и чьи интересы ему никогда не понять. Тем не менее, с ним приходилось считаться, ведь в империи основная власть принадлежала как раз императору.

Однако в каждом правиле есть исключения. В случае возникновения острых вопросов в экстренном порядке созывалось собрание, состоящие из величайших и богатейших людей Алентры. Ими являлись первый казначей Руен, великий архимаг, ранее Иль, а теперь Тирон, главнокомандующий армий Горацио и, конечно же, Архиепископ Лутцио. И в случае, если правитель окажется слишком горд и непоколебим для его плана, то на общем совете уж точно можно всех убедить.

Путь во дворец не занял у Лутцио много времени. И вот он уже поднимается по ступенькам к главным воротам дворца. Ни один бард в своих песнях и ни один поэт в своих стихах не смогли бы описать красоту архитектурной мысли, которая была воплощена в постройке данного дворца. И, конечно же, никто не знал, сколько золота потрачено на возведение стен из чёрного вулканического базальта или же окон, украшенных витражами из тысяч мелких разноцветных кусочков, собранных в отдельные картины и вставленных в золотые рамы. На последней ступеньке перед воротами, ведущими внутрь, стража преградила ему путь. Уже ставшей дежурной фразой один из стражников дворца спросил: