Мария Костылева - И пришёл великан. Часть 2

Мужчина заметно нервничал, и оттого ему было сложно молчать. А пока он говорил, Ронха панически вспоминала нужный заговор – и, к своему ужасу, никак не могла вспомнить.

– В прошлый раз дочку мою к вам приводили, с отравлением… От неё я о вас и узнал…

– Помню. У меня всего одна была с отравлением. – Ронха осторожно промокнула рану куском влажной ткани. – Как она себя чувствует? Пьёт зелье, которое я ей дала?

– Ей гораздо лучше! Она всё вас хвалила, хвалила… вот и мне ваша помощь понадобилась…

Он старался говорить бодро, но страх разъедал его изнутри. Он боялся, что ему могут отрезать руку. Ронха же, в свою очередь, начала чувствовать себя увереннее. В том числе, потому, что вспомнила-таки заговор.

– Вам нужно будет подождать, пока я сварю зелье, – сказала она. И, помедлив, добавила: – Не бойтесь. Всё будет хорошо.

Минут через двадцать его рана выглядела несколько лучше, хоть и не затянулась до конца. Теперь, когда знания Ронхи в целительстве приобрели некоторую систематичность, она вообще перестала понимать, как ей когда-то удалось за несколько часов срастить кости в руках Тальвина, если такие серьёзные увечья меньше, чем за неделю, не излечиваются. Мильс объяснял этот феномен тем, что её сила тогда ещё только пыталась определиться и шла из неё неравномерно. А теперь Ронха, судя по всему, научилась управляться с ней – это подтверждалось хотя бы тем, что она не валилась с ног после каждого прочитанного заговора…

Мильс, конечно, был очень умным. Ронха признавала, что он, скорее всего, прав – тем более, что он собаку съел на теории магии. Но при этом думала о словах Герна, о синтезе разных подходов к колдовству, вспоминала, как пыталась сочетать заряды со своими заговорами… Конечно, она ни о чём таком и не заикалась в разговоре с Мильсом, прекрасно представляя, каким будет его лицо, если она вспомнит Герна. Однако мысль о том, что всё можно делать быстрее и проще, неотступно преследовала её.

Ронха отпустила раненого, взяв с него тридцать билек. Деньги она положила в маленькую коробочку, которую тэб Марекш поставил на окошко специально для этого. Он вообще неплохо нажился на Ронхиных пациентах. Всё, что они отдавали Ронхе – а плату он устанавливал сам – шло в счёт проживания её и её друзей в этом доме, потому что та сумма, которую они исправно платили ему раз в неделю, была ничтожно мала даже по меркам такого захолустья, как Царгем. Ронха бы, может, и забрала бильки себе, но, если этот человек придёт ещё раз, когда здесь будет тэб Марекш, то тэб Марекш непременно узнает, что она его обманула и прикарманила его деньги, и Ронха трижды те бильки проклянёт. Он ведь каждый раз пересчитывает то, что лежит в коробочке, и память у него прекрасная.

Вечер летел быстро, за окном густела темнота. Ронха успела и полы намыть, и ужин приготовить, и покормить Нарай. Она как раз спускалась со второго этажа, когда послышались голоса, открылась входная дверь, и в сени – а затем и в комнату – вошёл тэб Марекш в необъятном, под стать фигуре, красновато-коричневом кафтане. На его руке почти неподвижным грузом висел человек, совершенно Ронхе незнакомый, который тихонько постанывал и был очень бледен. На мужчине была тёмная куртка, и Ронха не сразу заметила, что плечо у него черно от крови; только когда блики от ламп отразились на ткани, она начала понимать, что незнакомец ранен, и ранен серьёзно.

Снова испугавшись, но стараясь, как всегда, не подавать виду, она поспешила вниз.

Тэб Марекш, хозяин дома, был поистине огромен. Ростом он был примерно с Мильса, а в обхвате – с двух, а то и с трёх Мильсов. Никто бы, впрочем, не назвал его толстяком – своей комплекцией он был обязан, в основном, широким костям. Лицо его обрамляла короткая, на редкость аккуратная чёрная борода, ноздри раздувались, как у быка, глаза то и дело подозрительно сощуривались.

– Девка, тащи воду и инструменты, живо!

«Какие инструменты?» – успела подумать Ронха перед тем, как тэб Марекш гаркнул:

– Бегом, я сказал!!

И Ронха поспешила к кадушке, где ещё оставалась вода.

Тэб Марекш втащил свою ношу в комнату по соседству – маленькую, почти как сени – и свалил на кушетку. То была Ронхина комната и Ронхина кушетка. Когда девушка прибежала туда с кадушкой, она поняла, что сегодня ей придётся спать на печи. Мужчина повалился на свежевыстиранное покрывало, как куль с шерстью, даже свои ноги не смог поднять – это сделал за него тэб Марекш. Он же зажёг масляную лампу на маленькой тумбочке и положил под голову раненого подушку. В другое время Ронха бы подивилась тому, как хозяин дома за кем-то ухаживает. После тех двух с лишним недель, которые она прожила с ним под одной крышей, Ронха никогда бы не сказала, что этот человек способен к кому-то проявлять участие.

– Что ты стоишь, как дура? Разрезай одежду, вынимай пулю! Что, я тебя, что ли, должен учить?!

Ронху и правда словно парализовало.

«Пулю, – повторила она про себя. – Какую пулю?».

С разрезанием одежды тэб Марекш, впрочем, уже справлялся сам. Невзирая на стоны, он стащил с раненого куртку, достал из кармана штанов складной ножик и принялся терзать потемневшую от крови ткань кафтана своего гостя. Марекша было слишком много для этой маленькой комнаты, и казалось, что неловким движением он может снести здесь стены. Однако сейчас он не был способен к неловким движениям в принципе: он действовал быстро и правильно, словно хорошо слаженный механизм.

Ронха продолжала стоять с кадушкой.

«Может быть, тэб Марекш как-нибудь сам справится?» – тупо подумала она.

Однако надеяться на такой исход ей суждено было очень недолго.

– Ну? Ты будешь помогать, или нет?!

– Я… я никогда этим не занималась. – Ронха прочистила горло. – Я лучше сбегаю за врачом…

– Я тебе сбегаю! – невесть с чего разъярился тэб Марекш. – Давай, лечи его, и если он помрёт, ты пойдёшь следом за ним, поняла?! А врача звать не смей, слышишь?!

Ронха слышала. Сложно не услышать, когда так кричат.

Бросить бы кадушку на пол. Развернуться бы с гордо выпрямленной спиной, выйти, хлопнуть дверью. Пусть разбирается сам со своими странными приятелями, к которым нельзя вызывать врачей.

Так бы Ронха и сделала – её бы не напугала перспектива спать под открытым небом. Но человеку, корчившемуся на кушетке, требовалась помощь целительницы, и Ронха знала, что если не окажет эту помощь, то нарушит какой-то очень важный закон, ещё более сильный, чем закон послушания фелиям. Потому что именно в помощи людям, как она стала со временем понимать, и состояло её предназначение. Именно этого и хотели от неё Богини, а ослушаться их у неё не было никаких сил… Ослушалась уже однажды, когда бросила Тальвина… Но об этом, конечно, она сейчас не будет думать.