Мария Костылева - И пришёл великан. Часть 2

«Раз уж залезла…» – подумала Ронха, пальцем оттягивая ткань кармашка.

Там лежали письма. Немного, штук пять или шесть. Все они были перевязаны потрёпанной полоской ткани, некогда белой – все, кроме одного. Конверт этого отдельного письма вскрыт неосторожно, края измочалены; видно, что адресат был слишком нетерпелив, чтобы искать нож для бумаги.

Она сама плохо отдавала себе отчёт в том, что делает, когда её пальцы, дрожавшие от непонятного ей самой страха – словно бы покойник мог вот-вот войти в комнату и застать её с письмом в руках – отогнули язычок конверта и достали листок сложенной вдвое бумаги.

Ронха развернула его.

«Мой возлюбленный супруг! – прочитала она. – Два круга я не видела тебя. Два круга ты сражаешься за свободу несчастных палрийцев. Я горжусь тобой, мой милый, хоть и скучаю по тебе невероятно…»

Ронха нервным движением сложила листик. Нельзя, нельзя! Это слишком личное, это та территория, куда она не имеет право ступать. Если память о Тальвине что-то значит для неё, она должна остановиться прямо сейчас, пока ещё не поздно.

И Ронха остановилась, потому что память о Тальвине значила для неё многое.

Она убрала письмо обратно в конверт, но сам конверт вкладывать в кармашек не спешила. Сидела, уронив руки на колени, где лежал Тальвинов плащ. Сердце у неё стучало так, что дыхание перехватывало. По лицу текли слёзы.

Как же Талир любила его, думала Ронха. Как ждала… до сих пор ждёт. Эта удивительная женщина, такая красивая, такая живая – как отблеск солнца на воде. Наверное, круги ожидания стёрли румянец с её лица, заострили черты. Наверное, она каждый вечер молится Богиням о том, чтобы её муж поскорее вернулся к ней, здоровый и невредимый…

Только он не вернётся. И вместо любимого человека тэба Талир получит этот вещмешок. Сдержанно поблагодарит, стараясь держать лицо. Она должна быть очень гордой, эта женщина, и очень сильной духом… другую бы Тальвин не выбрал себе в жёны.

Почему он никогда не рассказывал о ней? О той, которая писала ему эти полные нежности письма? О той, по которой так тосковал сам? Почему он не зашёл повидаться с ней, когда приехал на Кольцовый мыс? Почему прятался и жил в лесу? Неужели он боялся, что не сможет уйти после этого? Неужели дурацкая затея с Черевеском казалась ему важнее семьи?..

А ведь у них даже детей не было… Никакого утешения не останется у несчастной тэбы Талир, когда она узнает, что случилось с её мужем…

За дверью послышались шаги. Ронха в мгновение ока бросила на мешок все вещи Тальвина и быстро накрыла их наспех свёрнутым плащом. Вытерла слёзы тыльной стороной ладони, схватила лежавшую на полу тряпку.

В комнату заглянула Нарай. Бледная, очень худая, похожая на призрак, в своей длинной белой рубашке. Босая.

– О, Ронха, ты здесь? Я потеряла тебя…

– Что ты хотела? Ты почему босиком ходишь?

Говорила Ронха резко – резче, чем следует разговаривать с больными людьми. Чуть было не попалась, надо же!.. Нельзя копаться в чужих вещах. Тем более, в вещах Тальвина. Тем более, его письма читать.

– Я хотела попросить у тебя мою книгу… Ну, ту, которую ты от меня спрятала. Мне уже гораздо лучше, честное слово, и я могла бы…

Это Мильс на неё так влияет, подумала Ронха. Всепожирающая тяга к знаниям только от него могла прийти. Сейчас у него вроде хватает мозгов не заставлять девочку учиться, зато она сама…

– Ты могла бы использовать заклинание поиска, – посоветовала Ронха елейным голосом.

Нарай смерила её недобрым взглядом. Она молчала, но её эмоции легко читались на лице.

– Не можешь, – констатировала Ронха. – Нарай, вот когда ты окончательно поправишься, тогда и будешь сидеть с книжками. Что ты как ребёнок, в конце концов?

– Можно подумать, это очень занимательно – поправляться, – буркнула Нарай. – Знала бы ты, как я изнываю от скуки! Я лежу, и мне ничего не хочется… Но, ведь если тебе ничего не хочется, нужно себя преодолевать! Только те, кто не имеет в жизни цели, предаются праздности, а я…

– Преодолевать себя будешь, когда выздоровеешь, – отрезала Ронха. – Тебе ничего не хочется, потому что ты больна, у тебя температура и…

Нарай закашлялась влажным, хриплым кашлем, одной рукой закрывая рот, а вторую прижав к груди.

– И вот это, да, – заключила Ронха. – Иди к себе.

Нарай повернулась и ушла с самым несчастным видом.

Выдохнув, Ронха вытерла руку о штанину и быстро положила на место письма и вещи Тальвина – так же, как они лежали у него. Ощущение у неё было премерзкое, она ненавидела сама себя. Как воровка, в самом деле!

Вот и всё, думала Ронха. Теперь всё так, как было. Теперь можно домывать пол и выходить из комнаты, и больше не заходить сюда…

Она очень бережно сложила плащ и накрыла им вещмешок.

***

Вечером Ронха взяла кувшинчик с крышкой и отправилась за молоком. Она хотела прийти к открытию «Мечты», однако пришлось задержаться у Камира – так звали человека с простреленным плечом, которого накануне привёл тэб Марекш. Ронха надеялась, что ей удастся быстро его покормить, но Камир ел медленно-медленно; после каждой ложки бульона он прикрывал глаза и переводил дух. Ронха совершенно не привыкла кому-либо прислуживать, сколько бы отец ни старался её к этому приучить, и ситуация угнетала её. Да и с покупкой молока хотелось разделаться поскорее…

– Я, наверное, успел вам надоесть, – говорил Камир.

– Нет, что вы.

– Надоел… Я знаю, что надоел. Сплоховал я вчера… Надо было прострелить пузо этому жирнозадому барону, а мне почему-то стало жаль его дочку. Сидела у него в карете девочка, глазёнки большие, круглые… И, пока я раздумывал, его кучер… Так глупо получилось. Хорошо, Марекш спас меня. Повезло мне с ним. И вам повезло, да?.. Вы кто ему?

– Никто.

Камир снова вздохнул и закрыл глаза. Ронха устало следила за тем, как солнечный зайчик трепещет на его рыжих волосах… Она терпеть не могла рыжеволосых с тех самых пор, как её приворожил Шкаллий.

– После каждой такой передряги я невольно спрашиваю себя… – бормотал Камир, не открывая глаз. – Может быть, мне следовало вовсе умереть?.. Может быть, мир просто намекает мне, что устал от меня? Как вы думаете, девушка?

Это было мучительно, это было долго. Ныла рука, державшая миску с бульоном. Ронха отвечала односложно, сухо, надеясь, что Камир сам догадается, что задерживает её. Однако Камир не догадывался.

Когда они доели бульон, шёл уже седьмой час. Потом необходимо было дать Камиру очередную порцию зелья, поколдовать над раной… К тому моменту, как Ронха вышла из дома, на улицах уже сгустились сумерки, и всюду затаились тени – опасные тени Царгема. Ронха шла, представляя себе встречу с трактирщиком «Мечты» во всевозможных её вариантах. Следовало морально подготовиться к любому разговору: каким бы неприятным он ни был, необходимо было держать лицо.