Мария Костылева - И пришёл великан. Часть 2

Он выпрямился, вытянув руки по швам, и коротко поклонился. Альгар, в свою очередь, приподнял шляпу и ответил ироничным кивком.

– До скорой встречи, тэб Инвиг, – сказал он.

И Ронха выронила кувшин, потому что в тот самый момент у неё больше не осталось никаких сомнений, что человек в одежде бродяги – это Тальвин Эмерский. Тальвин, которого Герн победил в поединке. Тальвин, который упал в бушующий поток Долгогора.

Она вылетела из трактира так быстро, что люди, лениво повернувшие головы на звук разбившегося кувшина, увидели лишь смутную фигуру, мелькнувшую в дверном проёме.

2.

Ронха потом из всей обратной дороги помнила только то, как споткнулась о ступеньку крыльца перед домом тэба Марекша – словно приняла её за часть вечерней полутьмы, как дурная птица принимает за воздух оконное стекло. Ронха довольно сильно ушибла пальцы на ноге, и боль немного её отрезвила.

«Буду делать вид, что ничего не случилось, – решила она, разозлившись вдруг так, как никогда до того не злилась на Тальвина – разве что в тот день, когда он разорвал расписку. – Потому что ничего и не случилось. Стану я ещё думать о человеке, которому абсолютно плевать и на меня, и на моих друзей! Слишком много чести!».

Когда через полчаса в комнату спустилась Нарай в мягких войлочных тапках, Ронха сидела и резала лук для баранины, которую собиралась потушить на ужин. Кусочки лука выходили большие и неровные.

– Можно что-нибудь пожевать? – Нарай оценивающе оглядела кухню.

– Конечно, – с нарочитой оживлённостью отозвалась Ронха. – Могу похлёбку разогреть, и пирожки вон остались…

– Ронха, ты что, плачешь?!

Ронха молча сунула ей под нос доску с нарезанным луком.

– Ой, всё, ладно! – рассмеялась Нарай, отворачиваясь.

– Тебе полезно, – изобразив коварную улыбку, сказала Ронха и вытерла слёзы тыльной стороной ладони. – Ненавижу резать лук. Ты как себя чувствуешь?

– Нормально. – Нарай пожала плечами.

Ронха посмотрела на неё красными глазами. Врёт ведь, подумала она. Но действительно хочет есть…

– Возьми пирожок, сейчас я печь разожгу… – Она принялась было вставать из-за стола, но Нарай отмахнулась:

– Мне пирожка хватит.

Девушка протянула руку к блюду на столе и на мгновенье задумалась, выбирая пирожок посимпатичнее. В итоге взяла самый дальний от себя. Чем он отличался от остальных, было непонятно.

– Хорошо, что у тебя просыпается аппетит, – сказала Ронха.

– Ага. – Нарай довольно улыбнулась, но тут же закашлялась. Кашель у неё был всё такой же – грудной, клокочущий – и Ронха с тоской вспомнила о загубленном молоке.

– Ты точно из-за лука плакала? – Нарай нахмурилась. – Какой-то у тебя убитый вид…

– Тебе мерещится, – сказала Ронха.

– Ну, не знаю…

– Я просто устала, ясно?

Она взяла доску и направилась к плите. И там, под прикрытием печки, снова вытерла глаза. Руки у неё мелко тряслись.

Она снова услышала, как закашлялась Нарай. Ронхе следовало бы прогнать девчонку в постель, но ей вдруг стало страшно, что она опять останется одна в кухне, наедине с бурей, которая никак не желала утихать в груди и в голове. Ронха пока не могла поделиться этой бурей, и не могла даже представить, как расскажет Нарай или Мильсу о том, кого встретила в трактире – однако ей хотелось, чтобы кто-нибудь занимал её разговорами, чтобы что-то привязывало её к земле, ещё недавно казавшейся такой надёжной, а теперь так и норовившей выскользнуть из-под ног. И это у неё-то, у целительницы!..

Нет, пусть уж лучше Нарай остаётся. В конце концов, это ей тоже полезно, можно ведь заболеть и от скуки…

Однако Нарай, к досаде Ронхи, сама довольно скоро захотела подняться к себе. Впрочем, целительнице не пришлось долго оставаться в одиночестве – сначала пришла женщина с язвами на руках, потом у Камира начался бред… Когда вернулся со службы – или откуда там? – тэб Марекш в компании очередного гостя, Ронха была занята зельем. Будучи полностью погружённой в колдовство, она едва заметила его приход, и на гостя не обратила никакого внимания. Только потом, процеживая отвар, она краем уха услышала, как тэб Марекш, понизив голос, произнёс:

– Вы же понимаете, мне ещё жить в этом городе…

– Мне тоже, – со смешком ответил ему на это его гость.

Потом они рассмеялись оба.

Ронха бы, может, и не стала прерывать своё занятие, если бы не услышала в этой короткой фразе – «мне тоже» – явно выраженный акцент.

Она подняла голову.

Нет, ей не показалось.

Кас-шаллиец.

Ронха тут же ощутила, как черты её лица сами собой складываются в презрительную гримасу. Прежде она неплохо относилась к кас-шаллийцам – вернее, никак к ним не относилась, слабо понимая, чем они отличаются от остальных людей. Однако после того, как Герн сбросил Тальвина в Долгогор, стала искренне ненавидеть всю их расу, и попытки убедить себя, что «кас-шаллийцы тоже люди» ни к чему не приводили. То, что Тальвин оказался живым, тоже, по всей видимости, ничуть не повлияло на ситуацию.

Заметив, что девушка смотрит на них, тэб Марекш помрачнел и сдвинул брови. Ронха продолжила переливать черпаком зелье в маленькую баночку, накрытую тонкой тканью. На ткани уже лежали зеленоватые комки, похожие на пережёванный ил.

– Пошли-ка ко мне, – сказал тэб Марекш гостю.

И вскоре Ронха, не поднимавшая головы, услышала их шаги вверх по лестнице.

«Отомстит, – равнодушно подумала Ронха. – Теперь-то уж точно. Что-нибудь наговорит моим пациентам. Или якобы случайно толкнёт, я отлечу к стене и больно ударюсь. Что-нибудь из своих любимых штучек… В любом случае, тяжёлого разговора уже явно не избежать… ну и Шакката с ним».

Она принялась переливать жидкость из баночки в кружку, напевая при этом незатейливый мотивчик. Ронха вычитала недавно, что зелья любят, когда им поют; только мелодию при этом нужно «открывать» и «закрывать», как и заговоры – сначала прибавляя, а потом убавляя по одной ноте. Тарарим, тарарирам, тарам. Тарарим, тарарирам, тарам, там…

Она вошла с кружкой в комнату, пропитавшуюся нездоровым запахом. Камир был весь в поту, рыжие волосы липли ко лбу. Голова его моталась по подушке, и было видно, как под веками двигаются глаза.

– Ты должен сказать им, Марекш… – Камир облизнул губы. – Про дверь, ты помнишь… прямо под стойкой дверь в подполье… Он ставит на неё большую бочку, но бочка всегда почти пуста, он никогда не наливает из неё вина… Он боится…

В воздухе оно рождается,

К земле оно спускается,

Богини дают ему имя,

Имя ему – покой…

Невидимое облако её силы и облако пара над зельем слились в одно целое. Дыхание Камира стало ровнее и медленнее, но голова всё ещё вяло поворачивалась то в одну сторону, то в другую. Ронха осторожно приподняла её и поднесла кружку к губам Камира.