Мария Костылева - И пришёл великан. Часть 2

– Не смей ни о чём таком с ним разговаривать! – всполошилась Ронха. – Он нас выкинет на улицу!

Мильс, ничего не ответив, продолжал кромсать картошку.

– Не будешь говорить? – спросила у него Ронха настороженно. – Пообещай, что не будешь!

– Мне не нравится, как он с тобой обращается. Как будто ты ему что-то должна.

– Он так со всеми обращается, – не сразу ответила Ронха. – Он такой человек. Мильс, пожалуйста…

– Ладно, – буркнул Мильс. – Не буду. Но, если что, сразу говори мне. Ясно?

– Да.

Ронха, немного смутившись, опустила глаза. Она раньше и не подозревала, что Мильс таким может быть. А теперь ей словно бы было позволено заметить ту его сторону, которая прежде была от неё сокрыта. Это означало, что Ронха каким-то образом вошла для него в «круг своих». За три недели она так и не смогла к этому привыкнуть, и каждый раз, проявляя свои лучшие качества, Мильс заставал её врасплох.

– Как Нарай? – спросил он.

– Вроде получше… – отозвалась Ронха. И, немного помолчав, добавила: – Но было бы ещё лучше, если бы нам удалось достать молока. Я недавно вычитала об одном очень хорошем зелье, излечивающем от такого кашля, как у неё. Но для него необходимо молоко.

«И кровь», – мысленно добавила Ронха. Но вслух, конечно, говорить не стала, не зная, как Мильс отнесётся к тому, что она собирается напоить его любимую ученицу своей кровью.

– Это вполне реально, – не сразу отозвался Мильс. – Отец девочки, которую я обучаю магии, делился сегодня впечатлениями о трактире «Мечта». Смеялся, что помимо многочисленных крепких напитков, там есть обыкновенное молоко. А всё потому, что семья трактирщика держит корову.

Ронха мысленно застонала. Трактир «Мечта»!

– А ты не мог бы завтра… – начала она.

– Мог бы, но только после десяти. У меня много уроков.

– Ладно, я сама, – пробурчала Ронха, возвращаясь к картошке. В самом деле, не откладывать же лечение Нарай лишь потому, что этот трактирщик – свинья, каких поискать. – Когда открывается «Мечта»?

– В шесть часов вечера.

– Вечера?!

– Конечно. Там кроме выпивки особо ничего и нет, так что люди, в основном, приходят туда после работы. А значит, открываться до шести нет смысла.

– Я смотрю, ты неплохо осведомлён об этом трактире, – проворчала Ронха.

Мильс ничего не ответил. За две с лишним недели он очень неплохо успел изучить Царгем, и, по его мнению, трактир «Мечта» можно было назвать одним из самых безобиднейших заведений этого города.

Но Ронхе лучше об этом не знать. Крепче будет спать – если, конечно, ляжет.

***

Спать на печке было жарко и жёстко, потому что лишнего тюфяка в хозяйстве Марекша не имелось, а сложенное пополам покрывало, которое Ронха использовала в качестве подстилки, не особенно облегчило жизнь. Поэтому девушка поднялась на следующий день раньше всех, с ноющей спиной, и сразу уставшая, да так, словно бы не спала, а полночи копала грядки.

Но нужно было готовить завтрак и делать перевязку раненому, а потом ещё зелья варить… И наверняка сегодня народу будет много – дождя как будто не предвидится, хоть тучи и хмурятся с самого утра.

На её счастье, тэб Марекш и Мильс спустились к завтраку почти одновременно. Хозяин дома немного остерегался Мильса, и при нём ничего Ронхе говорить, а уж тем более делать, не решился. Но Ронха видела, как он на неё смотрел. Таким взглядом можно гвозди забивать.

Не простил он её за то, что накануне на него голос повысила. Ох, не простил.

Когда они ушли, Ронха снова затеяла уборку. На сей раз во всём доме; ходила с тряпками из комнаты в комнату, вытирала мебель, расставляла вещи, намывала полы, открывала окна. Свежий воздух, холодный, как дыхание северных ветров, пляшущих с маккалиями над Кольцовым мысом, оживлял мрачное жилище тэба Марекша. Ронхе очень это нравилось; нравилось, как преображались стены дома, позволившие природе прикоснуться к себе. Ей и самой стало дышаться немного легче, даже усталость ушла.

После комнаты самого тэба Марекша, где царил бардак, но где Ронха почти ни до чего не решилась дотронуться, была комната Мильса. Пустая, безликая, как гостиничный номер, она казалась слишком тёмной и мрачной для светлого времени суток. Ронха раздвинула ситцевые занавески на окне, распахнула ставни. Поправила покрывало на маленькой кровати (и как он здесь только помещается!), вытерла пыль. Вещмешок Мильса стоял рядом. Что-то, возможно, было сложено в грубый сундук у окна. А больше ничего не было, как будто человек и не жил здесь две с лишним недели. Или как будто боялся оставить в чужом доме отпечаток себя.

Но в углу комнаты, за тумбочкой, Ронха увидела ещё один вещмешок, накрытый кое-как сложенным тёмно-зелёным плащом. У неё перехватило дыхание.

Этот вещмешок они надеялись где-нибудь оставить до того, как подойдут к Черевеску, но так и не придумали где. А сейчас мешок стоял здесь. Мильс не дотрагивался до него с тех самых пор, как принёс его сюда. Старый дом ничего не сказал Ронхе об этом, и ветер, влетавший в комнату, не мог этого знать – но Ронха всё равно чувствовала, что Мильс не подходил к тому углу. Может быть, даже избегал туда смотреть.

И Ронха тоже не должна была к нему приближаться. Разве что пол помыть рядышком, не сдвигая мешка… и, может быть, плащ положить как-то поаккуратнее…

Но когда её пальцы коснулись жёсткой ткани, выпустить её уже не смогли.

Как всё-таки странно, что от человека, жившего такой большой жизнью, остаётся так мало вещей. Они, должно быть, не значили для Тальвина и половину того, что будут значить, например, для его жены, когда этот мешок, наконец, окажется в её руках. Того, что значат сейчас для Ронхи. Для него это был просто мусор. Он сам говорил, что не сентиментален. Он мог легко избавиться от всего, что тут лежало. Даже деньги, на которые троица наложила табу, хотя они могли бы здорово облегчить им жизнь в Царгеме, Тальвин мог бы кому-нибудь отдать и забыть. Выросший в особняке, окружённый слугами и роскошью, он был на редкость неприхотливым и мог бы, наверное, жить под открытым небом… Как жаль, что им так и не довелось переночевать вместе в лесу, посидеть у костра в сумерках. Людей, как правило, сближают такие вещи. Сблизили бы и их…

Хотя вот с книгой он вряд ли смог бы так просто расстаться. Ронха хорошо помнила эту книгу – «Дневник Великой Лельги», женщины, научившейся летать. Из тряпицы, в которую была завёрнута книга, Тальвин когда-то сделал бинты, чтобы перевязать Ронхе ногу. После этого он завернул книгу в какую-то сорочку серого цвета, которую Ронха прежде ни разу на нём не видела. Наверное, она ему не нравилась… А вот и его мундир, и лента с вышитыми на ней знаками отличия… И револьвер – лежит в специальном кармашке. Вот ещё один кармашек – на изнанке спинки вещмешка. Туда только что-то плоское можно положить, чтобы ничто не врезалось в лопатки, когда несёшь…