Глеб Селезнев - Племя – исток, племя – исход

– Опыт ему буду передавать, раз больше некому, – зло отмахнулся Шиста. – В твою-то башку ничего не вобьёшь.

Пте ничего не ответил, о чём-то, по всей видимости, задумавшись.

– Ты обещал, что-нибудь взамен, – вступил Вождь.

– Обещал, – твёрдо ответил Шиста. – Только сам вынужден просить у вас помощи. Я шёл сюда, потому что ничего не смог добыть ни в степях Хааска, ни в Клыкаменной равнине, вплоть до подножия вашего холма. Мне нужно было немного мяса и воды. Теперь я вынужден просить больше, – так как надеюсь, что вы отдадите мне этого туама. А с ним мне будет труднее идти домой – он слаб, как размякшая на жаре лягушка.

Некоторое время длилась тишина, во время которой оба черепугла неотрывно смотрели на охотника, словно пытаясь продырявить его голову между глаз своими взглядами. Что за манера, – прошипел про себя Шиста, стараясь не смотреть на собеседников. Никаких приличий у этих скелетов шестилапых нет, палкой им по мослам. Да и попробуй объясни им, что такое приличие. Смущение, стыд… страх. Единственное, что у нас (да и то не у всех) с ними похожего – так это доблесть и отвага, хотя и эти-то вещи у них наизнанку, хвосты бы их в бульон. Ведь ни один возрекающий, будь он туам, дубина – скварн или вирсинк, не выберет пусть даже самую доблестную и героическую смерть вместо удачи остаться в живых.

– Тебе дадут припасов, сколько попросишь, в подхолмье, – ответил Вождь и отправился восвояси.

Если бы Шиста не знал столько времени этого племени, он сильно удивился бы такому исходу дела. Он-то думал, что придётся выкупать мальчишку из когтистых узловатых лап – ведь тот был законной добычей черепуглов, и в дополнение к этому обещать что-нибудь за еду ещё и для него. А всё это отдали просто так, впрочем, быть может, хорошо взяв на заметку этот случай. Что сказать – инодумы.

Охотник помог подняться юноше и они вместе отправились к выходу, а за ними последовал и молчавший всё это время Пте.

– Пойдёшь со мной? – сросил Шиста.

– Да, – ответил черепугл.

– До нашего становища?

– Где оно сейчас?

– В дневном переходе от Мутной реки.

– Тогда – да.

Шиста оставил сородича у входа в лаз, через который они прошли в холм, попросил приглядеть за ним Пте, сильно сомневаясь в надёжности этой просьбы, а сам отправился в подхолмье, в изрытую глубь каменистой земли, на которой стоял арду тысячи черепуглов.

Некоторое время молодой туам стоял неподвижно, прислонившись, к камню у входа в тоннель, затем, вздохнув, словно собравшись с силами, оттолкнулся от него и не спеша побрёл в ту сторону, из которой его принёс охотник. Пте не сказал ни слова, но тут же отправился за ним, не смотря на спутника, но при этом со странно-настораживающей точностью повторяя все его движения. Юноша остановился у места, где его схватили, поднял свёрток своих пожитков и уставился на черепугла. Тот в свою очередь тоже стал смотреть на него, и так они долго неотрывно изучали друг друга, и прежде чем из одной из нор холма появился Шиста и направился к ним, Пте вдруг спросил на главном языке:

– Как тебя зовут?

– Цзара, – ответил без промедления туам.

«Сначала мне было очень грустно. Я просто не знал, как избавиться от этой тоски. Порой ни с того ни сего начинал бежать, может, пытался убежать от грусти? Со временем она сама ушла, словно утихающий ветер, но после этого не стало лучше – ведь я не представлял, куда и зачем иду. Меня угнетало моё одиночество, ведь я привык быть с племенем. А в степи я был один – без туамов, друзей, знакомых. Двигаясь по нескончаемым степям Хааска, я порой находил на окраины стоянок кочевых племён или деревень, но не входил в них: во-первых из-за осторожности, потому как никогда не встречался с туамами не из моего племени, во-вторых, потому что Тэтрэваа предупредил меня поменьше общаться даже с туамами – несвободным народом. Натыкаясь каждый раз на очередное поселение, я с каждым разом всё больше убеждался, насколько мы несвободны. Тут и там разгуливали отряды скварнов, забирали последнюю провизию у безвольных вождей, воинов, женщин… Говорят, что маги или кто-то ещё в прошлом наложили запрет на межрасовые связи, но скварнам, видимо, наплевать и на магов и на то, что может ещё породиться от таких связей… Я видел всё это, затаившись в ветвях деревьев или траве, но никогда не заходил в стоянки. Сколько боли я перетерпел за время этого пути. Ведь ни одного туама я не встретил, о котором можно было бы сказать так, как говорил о возрекающих Тэтрэваа. А я мечтал обрести таких друзей. Друзей, подобных тому, кого уже давно обняли листья дерева рухи. Но самое печальное – не в том, что туамы – угнетаемый и слабый народ, – хуже то, что во всём этом положении, во всём, что я видел, нет ничего удивительного, отчаянного, отвратительного. Окрамирье, то окрамирье, что я успел узнать, устроено мерзко, но при этом всё в нём так, как должно быть…»

Шиста помотал головой, словно отходя ото сна. Речь молодого туама так захватила его, что он потерял связь с действительностью, словно проникнув в голову спасённого юноши, следуя снова его молодыми ногами по проделанному пути и начиная уже, кажется, чувствовать то же, что и он тогда, хоть и многого при этом не понимая из его слов.

Цзара оторвал взгляд от огня, разведённого ими в тени большого одинокого дерева, которое много веков назад, будучи ещё семенем, было занесено сюда ветром от Вирсинского леса, невидимого и неслышимого из такой дали. Освещённые костром лица его новых знакомых – Шисты, могучее, суровое, словно вырезанное из светлого дерева солнца и Пте, Вывернутого – угловатое, хищное с отталкивающе-выраженными чертами ящерицы, но всё же загадочное, словно размытое маревом дождя – казались ему такими уютными сейчас, вселяющими спокойствие и возможность не думать о плохом. Им не пришлось уговаривать его на рассказ – он сам как-то незаметно для себя разошёлся, всё больше окунаясь в проделанный путь и свои невесёлые домыслы, в то время как костёр и ветер на па́ру ему нашёптывали что-то одно им понятное.

– Так ты прошёл окраиной почти всей земли Хааска? – спросил Шиста, невидящим взглядом смотря в огонь.

– Я не знаю, как я шёл, и где край Хааска. Скорее всего, петлял, как слепой, и прошагал намного больше, чем было бы напрямик. Однажды, я наткнулся на скварнов, которые вели себя так, как будто они вообще находятся в Мергалоне. У них не было ни брони, ни тяжёлого груза. Они не опасались ничего вокруг и им было, по-моему, очень скучно. Я не успел ни отвернуть, ни залечь в траве – настолько быстро они передо мной выросли. Один из их тавтов сперва набросился на меня – видимо, был сильно голоден, и они не сразу его отогнали, с интересом наблюдая, как я от него отмахиваюсь. Затем они стали допрашивать, кто я такой, и что здесь делаю. Я сочинил не очень убедительную историю о том, что сильно заболел во время перехода со скварнами в Мергалон, меня оставили умирать, я выжил и решил догонять отряд. Они не поверили, стали злиться и бить меня хлыстом, но впоследствии, так как основные их мысли были направлены на что-то более важное, отступились, сказав через некоторое время, что я пойду с ними, указав на то, что Мергалон немного в другой стороне. Однако отправились мы и вовсе в третью сторону – куда-то на запад, в центр Хааска. Я в тот момент должен был быть где-то рядом с Каменной Рекой. Хотя, это лишь смутное предположение. Скварны привязали меня к одному из тавтов и днём, пока мы двигались, мне приходилось идти очень быстро, порой переходя на бег. Это длилось несколько дней, пока мы не пришли в стоянку одного из наших племён, Круглой Тропы, что ли. Там мы остановились, скварнам выделили большой арду, и те привязали меня у входа на улице. Здесь-то и случилось то, ради чего я описываю этот отрезок моего пути.