Глеб Селезнев - Племя – исток, племя – исход

Близился год тёплых дождей, несущих лесам и полям жизнь из небесных недр. Правда здесь, в нескольких десятках дневных переходов к северу от тех мест, где охотились соплеменники Цзары, порой чувствовалось в этих дождях что-то от того холодного моря, которое было не так далеко, за полосой вирсинкского леса. Да и прошедший мёртвый год, какие невзгоды бы он не свалил на плечи Цзары, был здесь всё-таки не таким горячим, как в центре Хааска, который считался даже жарче чем южные земли за Желтоварой.

Шиста, Цзара и Пте возвращались с большой охоты, во время которой они дошли почти до первых возвышенностей южного хребта гор Облаков по землям, лежащим восточнее Хааска и севернее территорий, принадлежащих Мергалону. Теперь они двигались на северо-запад, рассчитывая за три-четыре дневных перехода лёгким бегом добраться до стоянки своего племени. Половину из добытого ими завяленного мяса они уже съели, зайдя так далеко на восток, поэтому за эти дни в вирсинкском предлесье им нужно было раздобыть что-то и для племени. Из охоты втроём они приспособились извлекать такую выгоду, что могли не переживать о возвращении в становище с пустыми руками. Пте на своих шести лапах бесшумно заходил сзади замеченного животного и начинал гнать его на затаившегося с луком Цзару. Тот в определённый момент стрелял в зверя и, порой, успевал выпустить не одну стрелу, прежде чем добыча поворачивала или падала. Если же она, раненная не смертельно, двигалась дальше, они вдвоём продолжали направлять её бег в нужную сторону, держась по обе стороны, чуть сзади и в итоге, пригоняли прямиком к засаде Шисты, который добивал её обычно одним верным ударом длинного клинка или из лука.

В разгар этого запомнившегося больше всего за всю охоту дня, они наткнулись на небольшого нивура (некоторые из них здесь встречались порой в одиночку), и, применив свой отточенный приём, с лёгкостью убили его. Теперь нужно было как-то унести наибольшее количество мяса этого грузного животного и Цзара с Шистой принялись немедля разделывать тушу, пока Пте разводил огонь.

– Гляди, – внезапно сказал Шиста, смотревший на восток.

Цзара обернулся. Этот день был самым ясным из дней проведённых им здесь в этом году: солнце стояло в самом зените, на небе не виднелось ни единого облачка, а воздух был настолько прозрачным, что над горизонтом, в той стороне, откуда они пришли были заметны очертания какого-то шпиля, Цзара сначала не понял что это, а когда догадался, даже рот раскрыл от удивления. Этого предмета они не видели и на возвышенностях, от которых пришли добрых девять дней назад, хотя оттуда до него должно было быть намного ближе. Полупрозрачный, едва заметный тонкий пик, казалось, парил в воздухе, так как его основания, которое должно было начинаться от ровной линии горизонта, не было вовсе – он постепенно вырастал прямо из яркой синевы неба. Совершенно невозможно было рассмотреть его подробностей, настолько маленьким он казался, но при этом, зная КАК далеко он находится, Цзара с некоторым холодком в груди представлял, насколько он огромен.

– Башня, – тихо сказал Шиста. Она стоит к северо-востоку от гор Облаков. Чтобы дойти до неё, нужно сделать столько же шагов, сколько бы потребовалось для пересечения половины всего Хааска. Я, правда, не проходил пол Хааска, но вот, почти у Башни однажды побывал, у подножия самого северного пика гор Облаков – Валку́дры, дальше которой уже начинаются какие-то другие горы и холмы. Оттуда к Башне ведёт дорога, по которой изредка проходят путники, может эти твои, суэтарр… молги, не знаю, я вниз не спускался.

– А она высокая?

– О да. Вот отсюда ты не видишь её основания, поскольку оно в какой-то поволоке – кто их знает этих магов, посохом им по хребту, так вот близ неё не видно вершины. Стоишь вроде так далеко – наверное, ещё два дня шагать, а вверх смотришь – как будто вплотную – сама себя загораживает, и вершина даже в ясный день будто полупрозрачная, знаешь, как будто из-за самого воздуха не видать. В общем, представить это себе, мой друг, невозможно – надо видеть. Такие вот дела… тень на темень падала́.

Шиста продолжил дальше снимать шкуру с туши, не обращая больше внимания на далёкий пик, а Цзара надолго задумался, забыв о работе.

– Я не могу больше сидеть на месте, – сказал неожиданно он.

– А что же ты собираешься делать? – спросил Шиста, не отрываясь от занятия.

– Пойду к башне, быть может, маги действительно смогут дать мне какой-нибудь совет, о том, где мне искать союзников.

– А что тебя здесь не устраивает?

– Да как ты не понимаешь? Моё племя, которое меня вырастило и дало всё, что у меня есть и было, там терпит прихоти Мергалона, с каждым концом дождливого года наглеющего всё больше. Я и так просидел здесь уже несколько недель, сколько ещё можно? Не могу я так, Шиста. Не могу сидеть и ждать непонятно чего.

– Слушай, Цзара, – вздохнул Шиста. – Ты же сам рассказывал о своём племени. Здесь ты встретил хоть одного туама, похожего на того вашего кладовщика? Да и вообще, хоть кто-нибудь отнёсся к тебе неподобающим образом? Здесь тебя уважают и ценят, несмотря на то, что ты чужак, и, не смотря на слухи о туаме, убившем двух скварнов, дошедшие даже досюда…

– Вы свободны. Вы не знаете ни голода под конец мёртвого года, ни унижения, ни стыда перед своими женщинами в те минуты, когда приходят воины Мергалона… да и о чём речь? Ты хочешь уговорить меня остаться?

Шиста опустил голову и, как будто разозлившись, бросил:

– Я просто не хочу, чтобы ты уходил неизвестно ради чего. Один.

– Я пойду с тобой, – внезапно проговорил Пте, нарушая своё многодневное молчание, и Цзара уставился на него с диким удивлением, в то время как Шиста невесело усмехнулся, махнув рукой:

– А! У вас всю жизнь одно на уме. Кстати, будь осторожен, Цзара, если всё же решишься идти. Если Вывернутый собрался с тобой, значит, он уверен, что вы не вернётесь.

– В каком смысле?

– Ну, понимаешь… черепуглы видят смысл своей жизни в красивой, правильной смерти. Они всю жизнь себя готовят к тому, чтобы умереть с достоинством, живут ради этого. Они верят, что после смерти вернутся к тем, кого считают своими покровителями – к вальхаларам. Валаров-то они почему-то не очень жалуют. Кажется, думают, что это валары их сюда и притащили с лун, что были до Стужевечной Ночи. Они не боятся смерти, как не может ни один из самых отчаянных возрекающих, они живут одной только мыслью о ней, поэтому, как я думаю, у них нет ни государств, ни мудрёных приспособлений. Дико, правда? Именно поэтому те черепуглы, что живут к западу от Клыкаменной равнины, на самом дальнем Дальнем Западе, постоянно воюют с племенами других инодумов.

– А наши не воюют? – перебил Цзара.