олег васанта - Дни нашей войны, или В поисках чудовищ. Тат твам аси

Я лежал там и, как ни пытался, никак не мог вздохнуть. Со мной такое было впервые. Тьен, который неожиданно появился рядом – и где он раньше был? – склонился надо мной и попытался поднять на ноги, но я выдернул руку – мне было не до этого. Сейчас мне хотелось лишь вновь обрести возможность дышать!

И вдруг я увидел, как по тропинке заднего двора в нашу сторону идет она. Новенькая. Такая необычная… Такая… Она прошла совсем рядом со мной и… вышла за калитку. Даже не посмотрев на меня. И, конечно же, ничего не сказав. Она будто вообще нас не видела.

Повернувшись к тоже несколько обалдевшему Тьену, я вдруг осознал, что у меня, кажется, опять получается дышать. Хотя бы это было неплохо. Место под левой лопаткой, правда, теперь жгло болью, но на ощупь – вроде ничего серьезного. Возможно, даже все ребра целые.

– Пойдем, – показал я Тьену. Поднявшись на ноги, Тьен все же немного помог мне, я взял у него свой заплечный мешок – это им, как подтвердил Тьен, бросил в меня Варг, исчезнувший с приятелями сразу же после моего падения, и мы пошли домой. Лишь когда мы расставались на перекрестке – мой путь вел влево, а Тьену нужно было идти направо, он поднял руки и сделал несколько жестов: «Ты будешь мстить Варгу?» – спросил он.

«Не знаю», – показал я. Он понимающе кивнул.

«Странная эта новенькая… да?», – вдруг добавил он. Я пожал плечами с деланным безразличием. Мне почему-то ни с кем не хотелось обсуждать ее, даже с Тьеном.

2.

Стоя в своей комнате перед зеркалом я кривлялся, пытаясь состроить наиболее страшную мину – эта привычка осталась у меня со времен Принятия молчания. Впрочем, это уже давно не было так забавно – просто глупая привычка, – я задернул серые занавески и вернулся за письменный стол. Интересно, каким окажется мой голос в тот день, когда снимут нити? Мне будет шестнадцать… еще целых три года… Если не произойдет ничего неожиданного, ничего такого из-за чего их могут снять раньше…

Протянув руку к тюбику с пастой-десертом и засунув трубочку в угол рта, я взял планшет.

«Л-8» – литература за восьмой год, – начертил я пальцем на экране. Учебный планшет послушно стал книгой по литературе за следующий год – первый из старших классов. Я открыл самое начало предисловия, нашел место, где остановился в прошлый раз, и стал читать дальше:

Вырываясь за рамки

«…почти во все времена их недооценивали, зачастую считая просто развлекателями или оторванными от реальности выдумщиками. На самом же деле, жизнь поэтов и писателей удивительна, опасна и полна приключений! Просто это приключения духа, воображения и разума. Настоящий писатель должен не только открыть внутри себя что-то до этого невидимое и не осознаваемое, что-то потаенное и поэтому столь притягательное, но и суметь описать это. Нащупывая это новое, он выходит за рамки обыденного и, так же, как и ученый, зачастую оказывается один на один с Неизвестным. Только, в случае писателя, оно таится внутри. И если человек способен вынести это нечто наружу, оставить отпечатки своей души на белых листах бумаги – то он действительно хорош. Он – настоящий поэт и провидец.

Когда-то, в древние времена люди понимали это, например, в германо-скандинавской мифологии можно обнаружить легенду о похищении Одином меда поэзии…»

Я нажал на ссылку и прочел появившийся на странице текст, кратко пересказывающий легенду. Она показалась мне довольно интересной. Оказывается, похитив мед поэзии, Один превратился в орла и, спасаясь от своего преследователя, успел добраться до Асгарда, но по дороге был вынужден выпустить некоторое количество меда из заднего прохода, поскольку Суттунг почти настиг его…

Надо же, подумал я, дела… Я закрыл текст ссылки и стал читать дальше.

«…в те давние времена считалось, что подлинное искусство поэзии встречается только у тех, кого им наделяют боги, а та часть мёда, которую пролил Один, стала достоянием бездарных поэтов. Гораздо позже, во время Периода Кривляний, искусство частично утратило свой статус, превратившись в один из способов добывания денег».

Остались одни дерьмовые поэты, неожиданно для себя расшифровал я и чуть усмехнулся.

«Современный человек, с детских лет знакомый с умственной культурой вряд ли счел бы так называемые блокбастеры и литературные бестселлеры той эпохи чем-то хотя бы отдаленно достойным. Впрочем, иногда встречались и исключения, например, книга середины 21-го века „Нужны ли цветы Элджернону?“, которая даже сейчас…»

Я не стал открывать аннотацию этой книги – как—то сейчас не хотелось, вместо этого я откинулся на спинку стула и, закрыв глаза, представил себе Одина, превратившегося в орла.

Он летел под ночным, усыпанном звездами небом, словно тень проносясь над далекой северной землей, а где-то позади него летел его преследователь Суттунг… Холодный воздух искрился снежинками, а великан Суттунг ухмылялся страшной и уродливой улыбкой, отчего-то сильно напоминающей ухмылку Варга. Но Один не боялся гнавшегося за ним великана, ведь внутри него разливался теплом золотой Мед Поэзии из-за которого все вокруг волшебным образом преображалось… Но как именно теперь видел мир Один я не смог толком представить, лишь интуитивно чувствовал что-то такое… Необычное.

С сожалением прекратив грезить наяву – дальше отчего-то не получалось, я открыл глаза.

А ведь ради Меда поэзии Один, назвавшись Бёльверком, не сомневаясь погубил аж девять жизней, подумал я, вновь потягивая десерт, – девять косцов поубивали друг друга, борясь за его точильный камень. Но вряд ли он переживал об этом, он ведь с самого начала все это распланировал… Странно. Значит он совсем не ценил их жизни? Или дело было в чем-то другом? И какой он все-таки был хитроумный и отрешенный – делал все без каких-либо колебаний. Вряд ли у меня когда-нибудь получится стать таким…

Но была еще и другая легенда про Одина, вдруг вспомнил я. В ней он провисел девять суток на дереве Иггдрасиль, ради того чтобы добыть руны… И почему все время всего по девять? И зачем ему были так уж нужны эти руны? Непонятно… Впрочем, ладно… потом дочитаю.

Я закрыл книжку и поднялся, решив сходить погулять. Зайду за Тьеном, он должен быть дома. Сидит, небось, на своей любимой остекленной террасе, поглядывает на замерзшую старую яблоню и рисует вместо невинного пейзажа за окном каких-нибудь причудливых чудищ…

3.

– Представьте себе полк, сплошь состоящий из шутников и оригиналов, – глядя на нас сверху вниз, произнес учитель. Сможет ли он успешно функционировать? Мм… Крихтон?!

– Нет, учитель, – показал Крихтон.

– Почему?

– Они… ну… – замялся Крихтон, – будут нарушать дисциплину, подвергать сомнению приказы… Дурачиться…