Юлия Скуркис - Роковое наследие. Хроники Арринда

– Ублюдки! – с ненавистью крикнул Карисмус, оглянувшись в сторону покинутого им города. – Записали в мертвецы и умыли руки. Я проклинаю вас! Проклинаю!

С болью и отчаянием он посмотрел на друга. Беглый студент понятия не имел, как пробудить сорвавшегося от мертвого сна. Никто этого не знал, иначе харандские архимаги не дали бы распоряжения поместить тело в холодные подвалы. Но Карисмус преисполнился решимости сотворить невозможное, и ничто не заставило бы его передумать, как и нарушить клятву, которую он дал другу, стоя на коленях среди чахлых листков подорожника, призвав богов быть свидетелями. Он выбрал путь, оставалось ему следовать.

Корабль чудом не размолотило о прибрежные камни. Штурман, все еще бледный от пережитого напряжения, сосредоточенно замер у штурвала. Неподвижный взгляд затянутых бельмами глаз был устремлен за горизонт. Карисмус выбрался из трюма и нетвердой походкой прогулялся по палубе.

– Укачало, господин путешественник?

Как штурман определил, что это именно он, осталось загадкой.

– Еле жив, – признался Карисмус. Ему прежде не доводилось путешествовать морем. О таком он только читал. Не удержавшись, юноша спросил:

– Прости, если докучаю, поди многие интересуются…

– Ты о том, как я «вижу»? Просто чувствую. Понимаешь?

– Теоретически.

– Пусть оно так и остается.

Штурману претило вспоминать, а тем более рассказывать, как он – зеленый в ту пору юнец – позволил опоить себя в портовом кабаке. Хмельному почти до беспамятства, ему влили в рот паленое зелье, и он потерял зрение. Но обрел нечто иное на всю оставшуюся жизнь.

Карисмус глядел во все глаза, но так и не заметил, как штурман активировал очередной столп, едва различимый на горизонте, и вызвал ветер. Лишь бисеринки пота на лбу указывали, что дело это непростое. Ветер наполнил паруса, надул их, сделав похожим на животы матрон на сносях, и суденышко прибавило хода. Из трюма показалась голова шкипера. Выбравшись на палубу, он свысока посмотрел на пассажира, бледного с прозеленью. Желторотый юнец-путешественник чем-то его раздражал. При виде него шкипер непроизвольно тянул правую руку к груди, точно желая проверить по-прежнему ли мешочек с монетами висит на шее. Об этом сокровище знали все и, как видно, подразнить мнительного скрягу не рвался только ленивый. Карисмус подозревал, что шутники неспроста нашептали ему про «больную мозоль» шкипера, и тому тоже наплели про пассажира что-то вроде: «Да это же известный вор!». Юноша и не ждал особого почета и уважения, когда садился на корабль контрабандистов. Уйму народа пришлось подмазать – ворожил для них без лицензии на свой страх и риск, чтобы дали наводку. Ни одно судно Гильдии мореплавателей не взяло бы его на борт с подозрительным грузом без документов. Но чувствовать себя самым жуликоватым среди жуликов Карисмусу было в новинку.

Вернувшись в Рипен, он понял, что узаконенные ограничения на занятия магией не позволят ему проводить исследованиями. Единственным выходом оказалось перебраться на острова Блавенского залива, где люди по сей день живут как в прошлом, оторванные от материка, его культуры, а главное, от неусыпного надзора властей, что более чем устраивало Карисмуса.

В море они вышли позавчера, выбрались как мышь на кухню, где прячется кот. На другой день их здорово потрепало – погода испортилась и, похоже, не собиралась налаживаться. Затянутый облачной пеленой горизонт и пенные барашки на волнах не сулили ничего хорошего.

Карисмус вернулся в кубрик и забрался в люльку. Он покосился на спящих моряков, те совершенно вымотались у мыса Ветров. Бедняга не переносил болтанку, спасала только фляга с чудодейственным средством. Особенно плохо Карисмус чувствовал себя, когда команда трапезничала, и запахи пищи, доводили его до отчаяния. Постепенно лекарство подействовало, и глаза начали слипаться под скрипы и стоны переборок.

Вечером, когда стемнело, судно подошло к берегу, и Карисмус вышел под затянутое тучами небо, готовое пролиться дождем. В тихой бухте можно было передохнуть от качки. Контрабандисты спустили шлюпку и ушли за товаром, не то припрятанным в пещере, не то доставленным к их прибытию. Причалив к берегу, они активировали кристаллы и цепочкой светлячков канули во тьму скального лабиринта. Шли в молчании, и даже звука шагов до Карисмуса не доносилось, только неугомонный шорох гальки, лениво тасуемой водой.

Когда шлюпка вернулась, пассажир вызвался помочь с переноской в трюм ящиков и тюков – он маялся не только от морской болезни, но и от скуки.

– Негоже вас напрягать, уважаемый, – оттеснил его шкипер, – мы людишки-то не какие-нибудь, а с понятиями.

«Мягко стелет, да жестко спать», – подумал Карисмус, ведь означало сказанное: «Не суй нос в чужие дела».

Вскоре подняли якорь, хоть разумнее было остаться, переждать непогоду. Видно, место неподходящее, чтобы задерживаться, понял Карисмус – грузились поспешно, говорили шепотом.

– Господин путешественник, не желаете присоединиться? – шкипер выразительно посмотрел на ящик с винными бутылками. Карисмус вежливо отказался, подумав: «Не иначе издевается, куда уж мне пить горькую – есть не могу, и он это знает».

– Хилая молодежь пошла! – подтвердил его догадку шкипер. – Ни на что неспособная. Тьфу! И старик Жумель – чтоб его демоны разорвали! – взял манеру пойлом расплачиваться. Я эту купасу на дух не переношу!

– Подфартило нам с твоей водянкой, – отозвался кто-то из команды. – Будешь нонеча нищебродской хреновухой пробавляться, а мы как господа – купасовой наливочкой.

– Дурачье! Продали бы ее с выгодой! – раздухарился шкипер. – Лишь бы зенки залить.

– Чай не кажный день такой амврозией горло могем промочить, – возразили шкиперу. Тот лишь отмахнулся, дескать, что с дурней взять. А у него от этой элитной дряни – водянка.

– Кок, с тебя закусь! Ты уж расстарайся, и мясца, мясца поболе!

– Много отрублю – могет сдохнуть. Будете тады рыбачить, – огрызнулся кок на требования команды. Он выглядел, как и полагается человеку его ремесла, – грузным. Складывалось впечатление, что кок ест один за всех: такими дрищами выглядели на его фоне остальные. Кроме шкипера конечно же.

– В этих-то водах?! Рыбачить?! Окстись! Туточки одни водоросля, живности нету.

– Вот и будете водоросля жрать! – загоготал кок и направился на камбуз.

«Что отрубит? У кого?» – размышлял Карисмус, не понимая, о чем судачат контрабандисты. Спросить не решился – и без того за дурачка держат, а вот проследить…

Из камбуза кок вышел с ведром внушительного объема и хорошо наточенным тесаком изрядных размеров. С таким и на абордаж пойти не зазорно.