Лис-Арден - Книга Белоцвета

Белоцвет оглядел притихших хогменов, оскалился, кинул пригоршню воды в стайку фей, и направился к танцующим.

– Что за танцы под хлопанье в ладоши? – Спросил он у одной из ламий, украсившей волосы и грудь светляками. – Где наши хваленые музыканты?

– Пьют, – со смехом ответила она. – И к тому же наши музыканты в подметки не годятся человеческим. Так что… – и она огляделась, постукивая мелкими острыми зубками.

– Вот он! – Тонкий пальчик указывал на жмущегося в тени парня, прижимающего к себе волынку. – А ну, выходи! Я тебя поймала! И тебя! И тебя!

Ламия тыкала пальцем в стелющихся по земле людей, у каждого из которых были музыкальные инструменты – флажолеты, ребеки, цимбалы. Они вставали и покорно подходили к ней, бредя нога за ногу, будто во сне. Когда их набралось человек шесть, она решила, что этого хватит и махнула им рукой – мол, играйте. Перепуганные музыканты задудели кто во что горазд, заглушив на минуту даже рев минотавров.

– Э нет, так не пойдет. – Белоцвет решительно отнял у одного из пленников страны-под-холмами пастушью дудочку, повертел ее в пальцах и, вспомнив что-то уже неизмеримо далекое, поднес к губам и заиграл весенний напев, простой и нежный, песню, вслед за которой приходит лето. Музыканты прислушивались, лица их светлели, они переглядывались и постепенно, один за другим, подхватывали мелодию.

– Так-то лучше. – Одобрил Белоцвет, возвращая дудочку человеку. – Но сегодня мы хотим другой музыки. Нежности оставьте на потом. Мы желаем веселиться, не так ли, красавица? – И он схватил ламию за сверкающие волосы, притянул к себе, поцеловал и оттолкнул. – Играйте! И смотрите, играйте хорошо… а не то я вас съем!

И он захохотал, потешаясь над похолодевшими от ужаса людьми.

Музыканты как могли справились с волнением и уже через минуту над долиной стоял гул развеселой, залихватской мелодии, толкающей в пляс. Белоцвет подхватил водяную деву, раскружил ее, двинулся дальше, а она все цеплялась за его пояс своими мокрыми, длинными пальцами. За нее ухватился козлоногий сильван, а за длинные пряди его шерсти цеплялась ланнон ши в венке набекрень. Белоцвет танцевал, проходя по долине, и все хогмены спешили присоединиться к нему. Танцующие двигались причудливой вереницей, свивались в кольца, расходились и вновь сближались. Белоцвет уводил их все дальше от источника, на край долины, и вскоре толпа у круга камней поредела, а потом и вовсе иссякла. По всей долине мерцали огни, в отчаянном веселье заходилась музыка, воздух дышал послегрозовой свежестью и силой.

Король-мертвец приоткрыл глаза. Тут же Цикута вскинул голову, заглядывая в лицо хозяину.

– Лихой парень попался. – Остролист погладил пса по голове. – Наконец-то можно будет уснуть спокойно. Я не забыл, Цикута. Сейчас все исправим.

Король негромко позвал кого-то, и из темноты вышла девушка в длинном белом платье и в шапочке-колокольчике на темноволосой голове. Она была очень хороша даже для себе подобных, но что-то в прищуре ее темных глаз заставляло думать о скорейшем отступлении, в котором не было позора, только желание остаться в живых.

– Мы снова живы, ваше величество. – Госпожа цветов подошла к кипящему, переливающемуся через край котлу, зачерпнула немного воды узкой ладонью, сделала маленький глоток и облизала розовые губы. – Какой щедрый дар, давно такого не было.

– Осталось немного прибрать за собой. – Остролист поднялся и подошел к ней. – Я не хочу, чтобы мальчик расстраивался. Он меня забавляет.

– Разумеется. – Девушка окунула в воду ладонь и что-то прошептала над нею, роняя капли с пальцев. Буря в котле несколько поутихла, и темная от крови вода посветлела. Стало видно тело, застывшее на каменном дне.

Остролист стукнул посохом по стенке котла, и каменная жаба, испокон века державшая его в своих лапах, открыла глаза и утробно, гулко квакнула. Потом она поставила котел наземь, склонилась над ним, выудила тело жертвы и подняла его над водой. В мокрой перепончатой лапе лежал мертвый юноша – смуглый и черноволосый, его лицо закрывал полураспустившийся венок из ядовитых цветов дурмана. Жаба подержала его с минуту на весу, а затем разинула пасть и проглотила легко, как муху. После этого она вновь вцепилась обеими лапами в котел, села на прежнее место, закрыла глаза и погрузилась в сон, из которого ее вырвала воля Остролиста.

– Вот и все. – Усмехнулась госпожа цветов. – Коварство хогменов не знает предела.

– Воистину. – Кивнул Остролист. – Так же, как и сила человеческой веры. А он поверил… Ты видела, как он поверил!

– О да. Какое прекрасное безвременье нас ожидает, ваше величество.

Помолчав, госпожа цветов спросила, невинно улыбаясь:

– А вы не боитесь оставлять его на своем троне? Такого… молодого, сильного… и он явно понравился вашим подданным.

– Не боюсь. – Остролист недобро посмотрел на девушку. – А вот за тобой я прослежу лично. Чтобы ты не просыпалась раньше времени, и не лезла туда, где тебе не место. Довольно. Я устал скучать. Я так давно не охотился, что люди посмели позабыть рог Дикой Охоты. Пора им напомнить, что бывает с теми, кого настигают мои псы. А ты ступай и проследи, чтобы негодницы ламии знали свое место и не слишком навязывались мальчику.

– Повинуюсь, ваше величество, – госпожа цветов поклонилась, скрывая гримасу, исказившую ее личико.

Остролист снял с пояса рог, украшенный резьбой, поднес его к губам и затрубил. Тоскливый, злобный вой пронесся над долиной, и в ответ ему залаяли, приближаясь со всех сторон, гончие псы. Из расщелины в камне заструился серый дым – Дурной Сон, королевский конь, явился на зов хозяина. Остролист сел верхом и вновь затрубил, а когда он опустил рог, Дурной Сон прянул вперед и вверх, унося Остролиста на вершину холма, а оттуда – в ночное небо над предместьями Гринстона.

Белоцвет проснулся. Еще минуту назад ветер сновидений нес его, невесомого и свободного, в неведомые дали; но все полеты заканчиваются, не был исключением и этот. Нехотя, с трудом Белоцвет приоткрыл глаза, оглядывая себя и ближайшее окружение.

Он лежал, положив голову на поросшую коротким золотистым мехом спину сильвана, спящего мертвецким сном. К правому его боку прижималась темноволосая ламия, растерявшая все свои цветочные гирлянды, а к левому – дриада, на которой из всего ее роскошного лиственного одеяния остался лишь браслет из красных ягод шиповника. На животе Белоцвета мирно посапывала обнявшаяся парочка эллилов, их стрекозиные крылышки то приподнимались, то опадали, разбрасывая радужные пятна света. А в ногах похрапывал кто-то, больше всего похожий на кучу войлочных ковриков. Осторожно приподняв голову, Белоцвет оглядел себя: он был совершенно гол, что было в общем не удивительно, но цел и невредим. Привстав на локте, юноша убедился, что насколько хватало его глаз, вокруг было то же самое – хогмены вповалку спали на земле беспробудным сном, который накрывает особо постаравшихся гуляк. Было тихо, вчерашнее исступление ушло, уступив место всеобщему умиротворению. С тихим вздохом Белоцвет опустил голову на теплую спину сильвана.