Эрнест Зариньш - Лес на семи холмах. Сборник рассказов и пьес

– К счастью – продолжал Сатарп, – мои люди среди коневодов ополчения вовремя успели передать через местного трактирщика данную пренеприятнейшую для меня новость. И я не замедлил принять меры. Это естественно, не ждать же мне, пока оголтелая толпа вооруженных до зубов горожан ворвется ко мне в опочивальню. Это было бы вдвойне печально и несносно, учитывая, что я сам же их и вооружил.

Чтобы выйти из этой трудной ситуации с честью, я решил послать на поиски самых лучших людей из моей гвардии, это были воистинну прекрасные бойцы, естественно, они не обладали возможностями быстрого поиска, а… им была поручена задача физической поддержки одного из лучших моих разведчиков, Остроносого Войчича. Тот давно следил за местными злачными местами, а интуиция у него была такая, что иная служебная собака позавидует. Это была, сами понимаете, моя последняя надежда сохранить власть, ну… если только не обращаться к соседним государствам за помощью.

К счастью, обыскав три квартала, граничащих с трактирчиком, они наткнулись на опростоволосившегося посланца, который уже откупорил очередную бутылочку хереса в компании ворковавших вокруг бездельника. Дальше я знаю со слов моего верного слуги.

Растолкав неудачного любовника, они указали ему остриями шпаг на скатерть, которая выполняла здесь роль двери.

Войчич появился как всегда в последнюю минуту, в своей, расшитой соболем шубе, с пенсне, в отороченом кожей пиджаке и черном котелке, он напоминал либо старого пана, либо австрийского аристократа.

Ты понимаешь, что именно от твоей паршивой головы зависит, чья голова будет на плахе, а чья на подушке королевского трона. К сожалению, я вынужден поэтому охранять твою бошку сильнее, чем мне бы того хотелось, но это ненадолго, если ты не образумишься, и не перестанешь самодурствовать.

С этими словами Войчичвыглянул за скатерть, громко позвал хозяйку, и повелел той принести шайку теплой воды, в которую тут же была погружена голова бедняги.

– На этот раз мы тебя не выпустим из своих рук до ближайшего леса, и только попробуй мне потом где-то потеряться, – Войчич поднес свой кулак к носу, дрожащего как лист, вояки.

– Но… Нас же видели вместе, могут заподозрить… -начал канючить Погрот.

– А ты что это, зря деньги получаешь чтоли? Прийдется отработать зарплату -при этом Войчич похлопал Погрота по плечу, и продолжил уже тише.

– Не переживай, мы все уже продумали. Довезем тебя до леса, как бы на расстрел, а там тебе придется изобразить побег. И никто ничего не заподозрит…

Погрот поник головой, и как-то ссутулился.

– Ведите, -картинно-обреченно кинул он Войчичу, даже не поднимая глаз.

Войчич подумал: «А ещё говорят, что человек наиболее искренен перед лицом смерти, нет, отнюдь, человек перед лицом гибели готов нацепить самую неудобную, самую неправдоподобную маску, и делает это настолько искренне, что зрители в крупнейших театрах наверняка бы аплодировали. Главное, чтобы было что прятать под маской».

Двое наемников схватили Погрота за руки и увели, а Войчич медленно снял свои белые перчатки, взял со стола штопор, откупорил бутылку, налил темно-бурый напиток в бокал и отпил. После чего вышел во двор, куда со стороны стойла уже подъехала черная, запряженная мощными длинношерстными першеронами повозка, Войчич, однако не стал забираться внутрь, а заместо этого залез на дрожки, хоть и не была смысла в данном случае бояться за должность, но престиж среди сослуживцев может и пострадать.

«Все равно разболтают ведь, хоть языки им вырезай! Эх, ладно, может заслужу очередную звезду позже, пусть не так помпезно, но награда есть награда, это ещё 400 таллеров прибавки к жалованию, а жена довела, хочет домик на острове, я бы её в тюрьму отдыхать отправил бы, будь моя воля…» -подумал он про себя и кисло ухмыльнулся. В сыске давно шел слух о непокорном и буйном нраве г-жи Войчич.

Учитывая, что муж днями напролет пропадал в самых злачных кабаках и бильярдных, в этом не было ничего удивительного.

Войчич обернулся напоследок, и увидел белый чепчик и милое лицо хозяйки борделя, которая вышла, как бы для того, чтобы развесить свежепостиранное бельё на веревках, а по большей мере для того, чтобы посмотреть на задержание. Он заметил, с какой, елесдерживаемой, яростью она смотрела на их бричку. Даже губы побелели. А сзади, за хозяйкой трактира выбежали дети, и стали хвататься за юбку матери. Войчич понял, что сейчас ему намного более симпатична эта женщина, чем та размазня, которая сейчас поедет в карете вместе с ним.

«Наверное, её муж сейчас в ополчении. Как же мир тяжек для таких людей, всю жизнь горбатятся на самых черных и отвратительных работах, и вот, единственный раз в их жизни вспыхивает в их жизни огонь чего-то на их взгляд романтического, светлого, справедливого, единственный раз выходят они на просторы жизни и ногой сразу попадают в капкан жестокой реальности. И нет им оттуда спасения. И так год за годом, поколение за поколением, так что хоть и вовсе с серости не вылезай. Сама жизнь делает их такими, понуждает к серости»

Почему он сам выбрал именно эту специальность? Наверное, потому, что был жестким прагматиком и брал у жизни лишь то, что она ему давала, и надо сказать давала с избытком. А именно дар понимать и просчитывать ситуацию. При этом был ли он хорошим человеком? Нет, но, если мы зададимся вопросом был ли он профессионалом, ответом будет, безусловно, да.

Так они доехали до ближайшего леска, да это наверняка и нельзя было с полной уверенностью назвать лесом, так пролеском. В таких лесках всегда сначала идут ряды тонких, как вытянутые руки бедняков, берез, и только потом редкие сосны.

Солдаты выпихали растерявшегося Погрота из тарантаса. Тот настолько был растерян, что даже не сопротивлялся, когда его подвели к белому стволу березы, он смирно проследовал за конвоем, правда было заметно, как его глаза стали мокрыми от слез.

Войчича это уже начинало нервировать.

– Ну, что ты тут нюни развел, – обратился он к семенившему впереди Погроту, который то и дело оборачивался, жалобно смотрел на шедшего сзади сыщика, а после дюжины шагов и вовсе схватился за сердце.

– Я знаю, я не выполнил миссию, поэтому вы сейчас меня расстреляете, а ведь у меня семья, детки… Один другого младше. Ни что же вы, -при этих словах Погрот заискивающе начал рыскать глазами в сторону солдат, которые, казалось уже еле сдерживались, от того, чтобы угостить предателя свинцом.

– Эх, Погрот, – обратился к нему сыщик, и сплюнул в мягкую болотную жижу, – с каких это пор ты стал таким образцовым семьянином? Надеюсь, твои детки не пойдут по твоему пути…

На деле же Войчич так и представлял эту грязную, отвратно пахнущую малышню, с рогатками за пазухой, в истоптанных желтых потрескавшихся ботиночках, купленных на субботней распродаже у старьевщика за полцены.