Эрнест Зариньш - Лес на семи холмах. Сборник рассказов и пьес

И вот, именно этот господин держал сейчас за руку мальчика, простого немного неказистого подмастерья из приморского поселка.

– Поднимайся скорее, не дай бог сорвешься ещё… -то ли шутя, то ли серъезно подбодрил мальчика Угр, и добавил – Это тебе не камешки бросать.

Тут мальчишка и понял, в какой переплёт он попал, с одной стороны за ним гнались гвардейцы, а с другой стороны, абсолютно неторопливо, прогуливаясь, можно сказать, по горной дороге за ним шел ещё один преследователь. Мальчик даже подумал, а не разжать ли руку, но оглянувшись, и увидев, что внизу, под горой порядочное уже количество камней, отчасти и им лично сваленных с уступа, решил не рисковать.

Свидетель.

Выбравшись на пыльную обочину, мальчишка решил, будь что будет, размял ноги, нашел на обочине несколько папоротников, сорвал их и приложил к разбитой во время скальных приключений коленке. Угр не спускал с него глаз, хотя и стоял чуть поотдаль, не мешая мальчику привести себя в порядок. Он знал, что психология подростка такова, что стоит лишь показать свой антагонизм, как подросток тут же станет неприступной стеной, на которую ни одно альпинистское снаряжение не поможет взабраться.

Так или иначе, он взял мальчика под локоть, и повел вниз по склону, с дороги.

Внизу их уже ждала повозка, уже не такая потрепанная и раздолбанная, как те, что стояли на стоянке у Арвида, а большая, черная, с разноцветными перьями на подвеске, с резными колесами, которые присущи всем повозкам при дворе.

Внутри повозки, завешеной белыми шторками было довольно-таки удобно, однако сами обстоятельства поездки не распологали к восторженному состоянию духа.

Угр заскочил на повозку, оглянулся, словно бы делал что-то предосудительное, и быстро дал указание вознице, после чего распахнул дверь и оказался на сиденье рядом с мальчиком. Его лицо сменило выражение с умильно-нейтрального на резко враждебное.

– Ну, сорванец, будь у меня сегодня плохое настроение духа, я бы сейчас снял бы свою треуголку, и провел бы краем шляпы по твоему горлу, а там у меня острое лезвие. Тебя бы нашли местные собиратели фиг, дней через пять, когда твое тело, облепленное мухами, кровоточащее и застывшее, словно побитый в боях, старый остов севшего на мель пиратского корабля уже сложновато будет опознать. Да и, поверь мне, никто и не удосужится пошевелиться, ради такого оборванца, как ты. – Угр картинно провел пальцем по горлу, изображая тот зловещий способ казни, который мог бы ждать ребенка.

– Кто же, неважно из взрослых или детей, смеет нападать на королевского советника? Или ты думал, что правосудие тебя минует?

– Нет, мсье… – выдавил из себя слабым голосом мальчик, понимая, что дело становится все серъезнее и серъезнее.

– Оставь, мы тут не в придворные игры играем. Лучше расскажи, кто ты, почему ты позволил себе такие вольности, да и вообще, как ты оказался на этой злополучной повозке?

Мальчишка подумал некоторое время, и понял, что отпираться уже нет смысла.

– Меня зовут Артенис, я сын Марианны, торговки пряностями на рынке, как и многие мальчишки, я обычно разношу всякую мелочь для местных купцов, а иногда я вместе с друзьями прихожу на площадь, где стоят повозки, поскольку единственное удовольствие, которое у нас есть в городе, это прокатиться с ветерком на повозке Арвида. Правда это случается не часто, раз-два в неделю, на большее моего жалования не хватает…

– Как? – глаза Угра, и так от природы круглые, как пятаки, при этом округлились ещё больше – Этот пройдоха, оказывается, позволяет вам кататься на служебных каретах, да ещё и берет за это плату? …Теперь понятно, почему служебный транспорт в таком плохом состоянии…

Казалось, Угр уже не был так зол на мальчика, он отвлекся, будто-бы в его голове негодование проделками сорванца сменила некая мысль, которую он хотел обдумать.

– Таак… -после некоторой паузы произнес он, словно встрепенувшись после полуденного сна, – а твоя мать Марианна, это та самая Марианна, о которой писали все городские газеты? Та, которая доверила Сатарпу опеку над своим сыном?

– Ну… да… -подтвердил мальчик, -Она самая.

– Понятно, значит ты в курсе всей этой истории? – продолжал выспрашивать Угр, отодвинув занавесочку и якобы рассматривая окрестности, пробегающие мимо торопящегося в город омнибуса. Знающие Угра люди сразу бы сказали, что именно в такие моменты он наиболее сосредоточен, а значит опасен.

– Ну, я знаю немного, мы живем бедно, заместо обычной стенки, в нашем домике моя мать оборудовала нечто вроде перегородки из фанеры. Я всё время жаловался, что через нее зимой задувает северный холодный ветер, но ничего другого себе позволить мы не могли. А примерно за полтора года до событий на рынке, мать стала молчаливой, замкнутой, часто брала светильник, выходила в соседнюю комнату и проводила так часами перед темным окном. Иногда она, словноукушенная дикой мухой, бежала в ванную, душилась, причесывалась, потом с дикими глазами выбегала в коридор, чистила свои единственные приличные туфли, и выбегала на улицу, кидая мне вслед «Последи за хозяйством, и никого не пускай, пока меня нет…»

Так продолжалось некоторое время, пока живот у нее не начал округляться, тогда встречи почти прекратились. Хотя раз в месяц она опять покидала наш дом. Ну а потом она слегла от неизвестной болезни, почти на месяц.

Все думали, что мой брат родится мертворожденным, однако он выжил, и, хотя был хлипким и болезненным мальчиком, успешно дожил до 12 лет. В один вечер мать попросила меня собрать урожай яблок в саду, а сама, вместе с братом взяла кое-какой товар для продажи, и пошла на рынок… Больше я ничего не знаю, синьор…

– Хорошо, я понял – отрезал Угр, словно он торопился на светский раут.

– Иди домой, – в голосе королевского советника снова прозвучали добродушные нотки, – возьми, вот этот презент от меня. И он отдал мальчику карманные часы с королевской гравировкой, за которые иные оценщики Лантивии отдали бы целое состояние.

– Возможно, я ещё попрошу тебя об услуге, а пока торопись, пока я добрый.

Через несколько секунд дверца повозки захлопнулась, оставив недоумевающего подростка, разинувшего рот, стоять посреди булыжной мостовой, почти на самой границе отделяющей город от предместий. Мальчик постоял ещё с минуту и бросился домой.

Так повелось, что, помня об участи своего предшественника, Сатарп следил за передвижениями своих родственников, почище чем иное разведывательное ведомство следит за потенциальными шпионами – иностранными дипломатами. Чаще всего, под видом горожан, пекарей, простых зевак, клоунов, выступали специально обученные лейб-гвардейцы, но с течением времени, королевской гвардии откровенно надоело заниматься ерундой, обряжаться во всякие чудные, а то и откровенно грязные и промасленные одежды, и выдавливать из себя улыбку при виде столь августейшей особы, да и опасение, что в рядах каждый год проходящей по дорожкам королевского сада военной процессии кто-то из семьи заметит знакомое лицо, вынудило Сатарпа идти на радикальные меры по обеспечению безопасности. И если взрослым ещё можно было объяснить, что кругом враги, и надо опасаться, то мальчонка мог и не внять увещеваниям. Это, кроме того было сложно сделать ещё и по той причине, что Сатарп создал культ коленопреклонения и восхищения всем, что исходит из его уст, прогрессируя на словах и в рейтингах все больше и больше, так что даже его родственники не могли и представить, что остались ещё недовольные удивительно рациональной и благой для государства политикой Сатарпа. Но в конце концов король объяснил, что люди могут просто растерзать королевского родственника просто из обожания, и для того чтобы обеспечить сохранность столь драгоценных для государства бездельников, необходима охрана. С приемным сыном была совсем другая история. Он отличался от своенравного, но тихого Сатарпа своим неуемным нравом. Постоянно влипал во всяческие истории, то ездил на лодке в сторону моря, ловить местных прибрежных змей, то сплавлялся в бочке по бурным склонам водопада на западе. Впрочем, некоторые недоброжелатели из южных земель, в основном бесследно пропавшие позже, намекали, что не так уж все просто в той истории с приемом Доменциана в семью. Дело было в том, что оффициальная версия гласила, что добрый Сатарп, во время посещения одного из захолустных городских рынков заметил нищенку с ребенком, подбирающую у продавцов подгнившие фрукты.