Владимир Горячих - Рождённые небесами: Легенды утраченного города. Книга I

Мой брат с ответом не медлил:

«Ты знал отцовы достиженья,
Так почему ж его стремленьям
Ты должен отдавать долги?
Он пил, играл, а ты служи?
Так не должно жить поколенье,
Других ответственность нести.
Бросай что есть, со мной лети,
К тебе пришёл я с предложеньем».

«Скажи, зачем тебе я нужен?
Вбивать твоим пиратам в души
Всю суть свободы и любви?
Учить вздымать их корабли,
Затем бросать, куда мне нужно,
Как делаешь всё это ты?».

«А что ты больше предпочтёшь?
Жить здесь? Ты никому не нужен,
Ты распахни окно, послушай,
Чем каждый дышит и живёт.
Так скоро этот град падёт.
Ты подполковник в сорок два.
Но вот услышишь на неделе,
Как адмирал умрёт в постели
И мой полковник флот займёт.
А он на десять лет моложе,
Весь город видит, нет похожих
И гордо выберет его.
И вот бездарное чело.
Имперский флот я уничтожил
Не сделав выстрела в него.
Ты думал, может, почему
Я долго всё ещё живу?
Никто меня бороть не хочет,
И страстно ждут мою игру.
Политика, война, искусство,
Везде взращён мой плод искусно
Он наверху, он идиот.
И весь живущий здесь народ
Его причуды в жизнь внимает,
Везеньем душу закаляет,
А невезучий погибает,
Судьбы феномен и закон.
Здесь все работают как он».

Пока я вдумчиво молчал,
Мой брат цинично продолжал:

«Ты помнишь ведь, как мы учились?
И где нам знанья пригодились?
Им было важно поведенье,
Молчанье рок повиновенья.
Учитель это только вбил.
А горький случай обучил,
Когда в бою, в лучах везенья
Открылась мудрость поведенья,
Доходчиво он разъяснил.
Стоял я словно безоружно,
Ведь никому ничто не нужно,
Тогда в себе я всё изжил.
И твёрдо же тогда решил,
Что город этот я разрушу,
На век желанье сохранил.
Скажи же честно мне мой брат,
Не уж-то ты, так небо любишь,
Иль может, отвращенье глушишь
Вздымая крейсер в небеса?
Когда не слышишь голоса,
Что город шумно извещает.
Ведь ты бежишь, чего не зная,
Не это ль проситься в глаза?».

«С тобою я не полечу,
Есть планы на мою семью.
Её создать и в доме ежечасно
Твердить видеть, как люблю.
В лучах приветных дом осветит
И выбегут играться дети,
Храня улыбку на устах,
И радость яркую в глазах.
Увидев крейсер в чистом небе.
Держать их буду на руках…
Скажу им: «Вон смотрите дети,
Летит ваш дядя на ракете,
Он прилетел взорвать здесь всё.
И сердце радостно его
Своим спокойным ритмом скажет,
Желание исполнено»…
Каким бы ни был властелин,
Когда останется один,
В нём человек вдруг возродится,
И сердце нервно заискрится.
Сотрёт все жалкие обиды
Иные возжелает виды,
Те виды счастья и любви.
Её коснуться, озариться.
Откроется в ночи темница
Впуская светлые лучи.
Как счастье город пресекает,
Любовь как глупость объявляет,
Всё так же и твоя душа,
Цепями ввысь ограждена.
Но хочет знать она вершины
И знать, что чувствуют другие.
Ты гордо говоришь, что ты создал,
И как ты лихо карты разыграл.
На чём удержатся деяния твои?
Ты погубил с командой корабли,
Что бы прославить степень идиота.
Не гордый властелин, убийца ты».
Мой брат молчанием охвачен,
Но не словами, а отказом озадачен.
В ухмылке посмотрел он на меня:

«Ну что ж, слова твои, судьба твоя!»

Царило в небе ясное светило
Блуждая в синеве не торопливо,
Часы пробили скоро новый час,
Пока и вовсе свет тот не погас
К приходу наступающей ночи —
Так длились отпускные мои дни.
Три дня я никуда не выходил,
Почти ни спал, ни ел, ни пил,
В свою я думу погружался,
Во времени совсем я потерялся.
На третий день весь город голосил,
Что адмирал со светом вдруг расстался
И новым адмиралом назначался
Его известный грозный бравый сын.
Когда всё это слышал, я решил,
Что как бы ни было бы трудно мне, но всё же
В порыве страсти службу я не брошу.
Я должен сделать всё, чтобы мой брат
Не смог свершить губительный захват.
Пусть это лишь игра – я поиграю,
Ведь более ни что здесь не теряю…

Чуть тронет солнце пик холодный
Гряды могучих синих гор,
Встречая новый детский звон —
Чудесный день души рождённой,
Ночной сгоняет долгий сон.
Пройдёт тянувший час томленья,
В улыбке мать обнимет дочь,
Всё то, что должно превозмочь,
Пройдя бессмертный путь мученья
Она лелеет эту ночь.
Коснётся лба новорождённой
Устами нежными отец,
Так ясно слышен стук сердец,
Что в этот новый день свящённый
Часам тяжёлым бьёт конец.
Нет места долгим томным думам,
Приход всегда отмечен шумом
И звонким стуком хрусталя.
Внимает новая семья
Чистейших светлых пожеланий,
Здоровых лет и бед незнаний
Наивно слушает она.
Играла музыка до ночи,
Уже смыкая сонны очи
Гостей всех мирно проводив,
Над колыбелью воздыхая
Над детским вздохом наблюдая
Ждал новый непонятный мир.
Мелькали светлые минуты,
Что невозможно было смуте
Пробить нацеленный поток.
Священной радости глоток
Внутри уже впитался в кровь,
И то, как выдержит любовь
Зависит будущий итог…

«В ней было всё.
Тот детский смех, то детства впечатленья,
Что набирает новый оборот.
В глазах играло диво окруженья
И первый неуверенный шажок.
Вокруг всё мнилось ярким, бесконечным,
Она пыталась следовать за вечным
От отблесков рассвета до зари,
Потрогать всё, достать до неба, до горы.
Попробовать различье ароматов
Растущих свежих утренних цветов,
Услышать грома грозные раскаты,
Ловить по каплям дар от облаков.
Её большие серые глаза
Всегда искали новых впечатлений,
Поэтому родителей: «нельзя»,
Звучало вызовом для будущих свершений.
Всё двигалось ступенями открытий:
Сначала стены в красках и цветах,
Всё то, что отражалось на глазах
Пыталось воссоздать событье
В её пленительных мечтах.
Она была чиста, наивна и воздушна,
Её, пролитым светом простодушье
В очах читалось, как открытая тетрадь.
Её предметом стало оживлять.
Любая вещь, от стула до игрушки,
При ней способно заново дышать.