Владимир Горячих - Рождённые небесами: Легенды утраченного города. Книга I

Сменялись краски времени природы,
Так вместе пролетали её годы.
Настала школьная пора…
Столь трудно ей представилась она.
Сидеть за долгим томным изученьем
Того что есть живое за окном.
Хотелось всё оставить на потом,
И прикоснуться к знанию на деле
Столкнувшись с практикой лицом.
Но всё звучало приговором,
Тянувшись, долгие лета.
Привыкнуть к должному «нельзя»
Пришлось, оставив детство взорам
Чужим, под пристальным надзором
Ходить учить и знать, что есть земля.
Впервые ей пришлось закрыться,
Когда насмешкам видение её
Подвергнуто столь мнительным мальчишкам
И даже непонятно от чего.
Но ей казалось будто она выше,
Ей не нужны друзья, не нужно слышать
Озвученное, где-то за спиной.
Ведь знала, что вернувшейся домой
Родительское слово будет чище
И принято, в объятии, душой.

Всё медленно тянулось, тяжелее.
Она взрослела, наблюдая за людьми.
Не понимая, как презрительно они
Уставившись на диву окруженья
Не могут видеть главного вблизи.
Но тут ей захотелось стать слабее,
Когда предстала её первая любовь.
Как рядом с ним теплела её кровь
И голос становился всё нежнее.
Заботливо лелея вновь и вновь
Её желания и мысли и мечты,
Они хранились в глубине её сознанья,
И как же больно отражались и они,
Рассыпавшись от стен непониманья.
Но всё, казалось, время рассудит,
И взрослым становясь, всё станет ясно.
Мы станем найденное бережно хранить
И понимать, и верить беспристрастно.
Но тут рассыпалось и это убежденье,
Когда исполнилось всего пятнадцать лет,
Её отец сказал: «Прости моё решенье,
Но к матери твоей любви уж нет.
Я полюбил другого человека,
Бывает так, и людям изменять
Даёт возможность время, размышленья,
И ты должна меня со временем понять».

Лишь этот миг, взвывающий о боли,
Душой и телом, скованным в ознобе
Представился паденьем в вечный мрак.
Она потеряна и брошена, в слезах
И съёжившись, проводит дни в постели.
Её душа и сердце заржавели.
Был отдан им скрепляющий итог:

«Защитный мой, и жизненный оплот
Теперь ты дышишь твёрдым убежденьем,
Что всё в округе ложь и пустота.
Ненужно поддаваться на волненье
Не стоит чувствам верить. Без следа
Сотрись, исчезни чувств всех пониманье,
Оставь лишь хладнокровности сознанье
Доверься им, они не подведут!
И как бы ни сгибался мягкий прут,
Железный ствол ровнее этих дуг».

Быстрее начала она взрослеть,
Уже не занимали так тревоги.
И вдруг ей захотелось улететь
Не чувствовать касания дороги.
Ей признавались. Видели черты
Прекрасного девичьего сиянья.
Заветной, хладной, утренней звезды,
К которой тянутся доверчиво мечтанья.
Её прекрасный стройный нежный стан,
Лицо луны, бледневшей появленье,
Источник жизни жарких дальних стран
Способный исцелить всё за мгновенье.
Но, не давав, приблизиться к себе,
Она закрылась от любого приближенья.

Её был голос тише и всё реже,
Лишь выдавали глубину её глаза.
В них можно было видеть зов надежды,
Но отвергали всё размытые слова.
Бывало так, что, бросив серость буден,
Она под музыку, под градусом вина,
Предавалась ритму вольных судеб
В чужих объятиях раскованно плыла.
Но ночью поднимаясь из постели
В чужой квартире и смотря с чужих окон,
Она хотела бросить все потери
Коснуть вершин стоящих синих гор»:

Люблю я, будто бы не я
Ночною звёздною тоскою,
И пред бледневшею луною
Вдруг вспоминать саму себя.
Свой путь с прекрасного начала,
Уплыв с далёкого причала
В ту даль, где зовом призывала
Не зная компаса, звезда.

И снова наступила эта ночь,
Гремят оковами знакомые мотивы.
Те мысли, я гоню их снова прочь,
Но лезут они вновь в свои вершины.
Я помню, как приветствовал меня
Весь этот град, когда жила я проведеньем,
Куда душа моя сама меня звала,
Попасть в твердыню лётных академий:

«Ласкало солнце лик небесный
Пронзив лучами новый путь.
От крыш в глаза успев блеснуть
Рассвет, сгоняя сон чудесный
Всё ж смог в окошко заглянуть.
Вагонный стук ритмичный, звонкий
Сопровождал её мечту.
Её заветную звезду
Хранил, лелеял образ долгий
Сияньем, отражав зарю.
Там впереди, живёт возможность
Подняться выше синих гор,
Направить дальше детский взор,
Что так скрывала эта твёрдость
И что манило с давних пор.
Навстречу вырваться судьбе,
Оставить прошлое земле,
В полёты детские вернуться,
Рукой к потоку прикоснуться
Вручив свой крейсер вышине.
И ощутить, как в глубине
Душа способна вновь очнуться
Пускай на миг, пускай в себе.

С желаньем спать, охваченной зевотой
Волна людей шагала на работу,
Спеша с замученной гримасой на перрон,
Куда причалил долгожданный их вагон.
Она сошла. Вокруг бежали люди.
Всё двигалось в безумном диком шуме,
Толкучка, давка, крики, суета.
Столь жадно поглощавшая орда
Пространство, даже жадное дыханье
Сопровождалось явным пониманьем,
Что каждый жаждал только для себя
Найти удобные спокойные места.
Преодолев живой поток вокзала,
На улицы поднявшись, всё казалось,
Людей не будет видимо конца.
Гудели громкие стоявшие машины,
С опущенными взглядами пустыми
Её, не замечая, шедши мимо
Толкала не ожившая толпа.
Подняв свой взгляд на утреннее небо,
В наушниках спокойный слышав ритм,
Она закрылась от немыслимого бреда,
Что предносили люди в этот мир.

Достигла она древнего дворца,
Чьи стены на вершину взгромоздились
И флагами имперскими пестрились
Не дышавшего скального холма.
От пола, чуть касаясь потолка
В оконной раме, высотой в два дома,
Сверканье ярко красного стекла
На солнце отражалось мрачным тоном.
Внутри гранитный пол, всё деревом обшито,
И лестницы вздымались в вышину.
Вращались, словно змеи по шесту
В клубах серебряных рассыпанного дыма,
Что брал своё начало от камина
И с вестибюля поднимался в высоту.
Из стен торчали трубы, провода,
Их, древних, потревожили стандарты.
Прогрессом дышащие новые века,
Установившие на них мерцанье лампы.

Никто не знал её желанья и стремленья.
Её родня дала возможность обученья,
Копив, потуже пояс завязав
На протяжении всего её взросления,
Но что оплачивают, толком и не знав.
Она легко сдала экзамены простые.
Для поступления не хитрая игра,
Ты заплати, а дальше как в пустыне,
Тебе вдруг повернёт лицом судьба.
Получать должна три года она знанья,
Затем пилотом год на корабле.
А после этого присваивалось званье
И лейтенантская нашивка на плече.