Валерий Рыжков - Ремейк (сборник)

Опять и опять я возвращаюсь мысленно к ней. Позвонить? Сам себе отвечаю, что лучше нет. Я живу теми ощущениями, которые навеивают мне воспоминания.

Что я вспоминаю? Все, что приходит в голову. Неизвестно, что и как. Вдруг в свете дня вспоминаю ее улыбку. В метро я чувствую запах ее тела, вкус ее губ. Прогуливаясь по парку, когда под ногами шуршит опавший желтый лист. Нашу поездку за город.

Настоящее на грани прошлого и будущего. Прошлое понятно, и это понятное ушло, и его не вернешь, а где тут будущее, то, чего у нас не будет, а оно, оказывается, живет в настоящем. Я своим настоящим состоянием опередил будущее.

Когда остаюсь, она как наваждение появляется во мне. Она в последнее время говорила, что я ее не понимаю и что я должен изменить свое отношение. Я ее дразнил, а что, если не изменю. Тогда что? Это было перед нашей размолвкой. Моей победы тут не было.

В нашем учреждении один мечтатель, когда произносил, это гениально, это открытие, и тут же успокаивался, сожалея, что его идея так и останется невостребованной.

Человек должен уметь брать под уздцы ум и желания, а воля должна следовать за этими идолами.

Ее не было рядом. Но она была в моем подсознании. Ее не было теперь в моей жизни. А она все равно продолжала жить и постоянно присутствовать при мне. Да, именно так продолжала жить со мной и думать, как я, и мечтать, как я, менять ход моих мыслей, мое настроение. И я начинал с ней спорить, даже любить и ненавидеть. Как когда-то было, может, год назад. Я ее, конечно, больше любил.

Что я хотел от нее? Она по отношению ко мне просто еще ребенок.

Позвонить ей, сбежавшей от меня, которая еще год назад была рабой любви. В нашем настоящем жило прошлое, от того и была тоска. И депрессия. Человек еще властен в будущем, но отнюдь не над прошлым, которое принадлежит не только одному, но и другому.

Когда ты не один, твои мысли направлены на другого. Идет работа над собой, выравнивая не самого себя, так называемое сглаживание углов своей личности. Тогда не наступает самопоглощения.

Что думает человек в одиночестве. Он погружается в психоанализ. В этом случае, как шахтер, все глубже забираешься в подсознание. И что это все дает, по Фрейду это считали поиск собственного Я, но тут, как шахтер, находишь новый уголек, который усиливает огонь твоего стресса, порой дает возможность найти выход в другом. И оставляет одни головешки, как при большом пожаре. Надо быть осторожными в психоанализе. И не нужно копаться в себе.

С творческих позиций такое самоуглубление не так губительно, как проснуться в комнате без мебели.

Если самодостаточен, то следует сказать, что я контролирую себя и не даю себя разрушить психоанализу до тоски.

Встреча и снова расставание. Мы учимся понимать друг друга, привыкая к привычкам, к чувствам.

При расставании она сказала мне, что я ее многому научил. Это познать себя, но не познать меня. Я остался для нее темной комнатой, в которой она вслепую натыкалась на предметы.

У нас была разница в возрасте. Ее психоанализ был в рамках ее возраста, ее желаний. Желание иметь ребенка. Это самовыражение молодости. Это эволюционное программирование. Библейский Лот и тот был обманут дочерьми ради продолжения рода человеческого. Самодостаточность моего возраста не имела смысла удерживать ее около себя.

Ее уход был для меня жертвой. Эта жертва стала моим одиночеством. Она желала, чтобы я любил. И я ее любил. Но было два «но». Она любила, так как ей было двадцать пять лет. Я ее любил, так как мне было сорок. Наши отношения были в ритме джаза; каждый танцевал свой танец.

Ее уход был как электрический разряд. Я перестал ощущать запах волос, вкус губ. Я искал среди многих снова ее или похожую на нее и не нашел. Я простился с ней навсегда, пройдя через одиночество и депрессию. День за днем, и болезненные ощущения ушли. Не навсегда, но они перестали приходить сначала наяву, а потом во сне.

Это было двадцать лет назад. И наверное, было не со мной. Но это было.

Виктор весь свой полет на пассажирском самолете проспал. Самолет, сделав разворот над ночным городом, пошел на снижение.

Виктор почувствовал тупую боль в затылке и как тело вдавилось в кресло. И только когда колеса самолета коснулись бетонной полосы аэродрома, он почувствовал, что боль в голове исчезла.

Спускаясь по трапу, вдохнув теплый воздух, он повеселел и даже пошутил со стюардессой.

Позади под крылом самолета были три тысячи километров. Самолет прибыл без опоздания, а это необычное явление в период летней горячки.

Виктор глянул на часы – было одиннадцать часов десять минут вечера. Он пошел к телефону-автомату, опустил две копейки, набрал домашний номер телефона. В ответ неслись продолжительные гудки, к телефону никто не подходил.

Виктор повесил трубку, и автомат проглотил монетку. Он шлепнул по толстой спинке автомата. Снова опустил две копейки и набрал номер. У него пронеслась первая навязчивая мысль, неужели они уехали на дачу в четверг, без него, а не в пятницу как обычно.

Телефон молчал. Он осторожно повесил трубку, попридержал монету, чтобы автомат ее не проглотил.

Позвонил соседу Валентину.

– Алло? – ответил мужской голос.

– Алло. Это я! – не называя себя, произнес Виктор.

– Привет, – сразу узнав по голосу, ответил Валентин.

– Слушай, я только что из командировки прилетел, еще в аэропорту. Ты не знаешь, где наши?

– На дачу уехали вечером.

Тут передали по селектору, что подали багаж, и просили пассажиров пройти во второй зал.

– Слушай, здесь багаж поступил, я пойду получу, после перезвоню.

– Валяй, старина.

Получив багаж, Виктор снова подошел к телефону-автомату, набрал номер. В ответ неслись длинные гудки.

Он посмотрел на время – одиннадцать часов тридцать минут. Позвонил в справочное вокзала, где ответили, что последняя электричка уже уехала.

Виктор сел на чемодан, огляделся. В ночном аэропорту было оживленнее, чем на базаре. Ему стало грустно и обидно. Подумал, что надо было дать телеграмму, а не дал, потому что хотел сделать приятный сюрприз. Теперь отдыхай в аэропорту на диване. Ключа от квартиры не было, когда он уезжал в командировку, то оставил его в столе своего кабинета. Он достал записную книжку. Полистал странички. Глаза остановились на номере Светланы Петровны. Сунул руку в карман – мелочи не было. По размеру входила десятикопеечная монета, и он опустил ее.

Ответил мягкий женский голос:

– Слушаю.

– Это я! – опять не представляясь, сказал Виктор.

– Привет. Сколько зим…

– Сколько лет… Представляешь, Света, – начал Виктор, – прилетел на лайнере, отмахал три тысячи километров…