Валерий Рыжков - Ремейк (сборник)

– Прямо так и три тысячи, – шутливо подзадорил ее голос.

– Не меньше. Мои на даче. Ключей нет. Как инопланетянин, прилетел и не знаю, что делать.

– Ты не шутишь? – тихо спросила она.

– Какие шутки! Сижу на чемодане, послушай, – и он трубку направил в зал.

– Да-а, – протянула она, – приезжай ко мне.

– Серьезно, а не поздно?

– Не ночевать же тебе на улице. В гостиницу тебя, как местного жителя, не пустят. Не поверят. Примут за человека без определенного места жительства.

– Аргументировано убедительно. С вашего позволения, чемоданы сдам в камеру хранения, потом заберу.

Он сел в такси и поехал по ночному городу.

Виктор по характеру мягкий, порой безвольный или упрямый молодой человек.

Когда-то давным-давно, в семнадцать лет, родители дали ему денег на черный день и отпустили со слезами на глазах в большой город.

Виктор скоро добрался до большого города, за пять часов на самолете. И очень этому удивился. Он пересек бескрайний простор, но под крылом самолета увидел только облака.

Вступительные экзамены в институт с первого захода он провалил. Его девиз был: «Со щитом или на щите». Он впервые за семнадцать заплакал от бессилия. Но решил, что уедет, когда поступит в институт. Сдаст вступительные экзамены, а после зачисления заберет документы и уедет навсегда из проклятого большого города.

Так он думал до того, как устроился на работу дворником.

Жил он в общежитии, которое находилось в старом доме. Сколько было квадратных метров в узкой комнате, Виктор не считал. Но в комнате на троих уместились кое-как три кровати, три тумбочки, старый шкаф и обшарпанный стол. Все остальное было развешано по стенам: полки с книгами, проигрыватель и прочие безделушки. Кровать у окна справа принадлежала студенту Валентину Сагину, слева – вечному абитуриенту Юрочке, а третья – для транзитных пассажиров. Их обычно не помнили. Вряд ли запомнили и его жильцы длинного коридора. Он под тяжестью стен чувствовал себя меленьким и ничтожным человечком. Усталый после работы, он возвращался по этому коридору, проходя под тяжелыми сводами. Только одна мысль изводила его – чтобы вырваться поскорее из этого подземелья. «Что я ищу вдали от дома? Зачем я покинул родной дом? Зачем?» – думал он, но, стиснув зубы, шел по этому коридору. Он по-своему сопротивлялся – читал, писал, снова читал. Перед глазами стояли кровать, шкаф, снова кровать, стол и снова кровать.

На следующий год он все-таки поступил в институт. Но документы не забрал, а решил окунуться в студенческую жизнь. Зашел в комнату попрощаться. Валентина в этот день не было. Юра лежал, завернувшись в халат. В последний раз он оглядывал все тот же интерьер.

– Который час? – спросил Юра для того, чтобы что-то сказать.

– Двенадцать, – ответил Виктор, для того, чтобы что-то ответить.

– Ты уходишь? – спросил он из вежливости.

– Да, – кивнул он головой на свой небольшой походный чемодан.

– Заходи, – перевернувшись на другой бок, произнес он.

Сколько дней Виктор ждал этой перемены, но так устал, что когда наступил момент радоваться, у него не было на это сил.

Каждый бесцельно прожитый день он оправдывал тем, что самое лучшее ожидает его впереди, что жить он только начинает.

Он вышел в ненастную погоду и долго бродил по старым улицам Петроградской стороны. Они не принадлежали резцу Кваренги, Трезини, Растрелли. И здесь не были Блок, Достоевский, Пушкин. Но здесь Виктор находил себе утешение. Он поражался обманчивости внешних фасадов роскошных домов. Он год жил в доме с черной лестницей, выходящей в колодец двора.

Осенняя невская ночь. Холодный мокрый ветер подметал кривую улочку, сгребая в ком зеленые обмороженные листья, бумагу, окурки, разбрасывая их по асфальту.

Однажды Виктор был с Валентином, который и предложил отметить поступление в институт. У Виктора было ощущение просоночного состояния. Как и во всяком сне, картины сменяли друг друга лихорадочно, наполняя мир волнением, грустью и веселостью. Только он не знал, снится это ему или происходит наяву. И что вот никто не догадывается о его земном присутствии.

– Проснись, мой друг, от грез! Твоя бледно-розовая мечта воплотилась в жизнь. – Валентин потащил его за руку к историческому месту, где от главного корпуса института находятся фонарные столбы когда-то с газовыми горелками. Их давно никто не зажигает. Сагин подставил спину, и Виктор влез на столб.

– Зажигай свечку! – скомандовал Сагин.

– Может, не надо, – отговаривает его Виктор.

– Как не надо. Подумай, чудак! Ты ставишь свечку не господу Богу в церкви, а в храме науки. Святое дело. Нам только и осталось верить в человеческий разум.

Сагин уперся руками в столб, который чудом уцелел, неся на себе отпечатки смутных времен.

У Виктора руки зябнут от мелкого моросящего дождя.

– Ты скоро там? – из-под ног доносится умоляющий голос Валентина.

– Огонь задувает ветром, – стонет озябший Виктор.

Наконец символический огонь свечки замерцал над столбом.

Валентин непоседа: срывается с места и сигналит рукой такси.

– Слушай, мастер, бутылочку не продашь?

– Алкоголик, что ли? – надвинув кепи на широкий лоб, ощупывая глазами ночного клиента, бормочет таксист.

– Событие отмечаем. Ну, мастер, сделай милое дело, – не отступает от него Сагин.

– Уже нет. Но если попытаться, – произносит он неопределенно. – Смотаемся в таксопарк. – Таксист кивает головой на заднее сиденье.

– Поехали по ночному городу. Заверяю, что это зрелище лучше всякого восхода солнца.

– Куда поедем, Валентин? – спросил Виктор.

– К друзьям. Разгоним грусть-тоску. Отпразднуем наше событие.

– А вдруг там забыли тебя.

– Не должны. И не такой уж я, чтобы меня забыть, – он тряхнул своими кудрями и запел романс.

Новый микрорайон. Многоэтажные дома, как братья-близнецы, обступили их. После уютного салона такси они быстро продрогли от холода.

– Дом-то помнишь? – спросил Виктор.

– Дом помню. Вроде бы этот. Понастроили коробки, что в темноте и не разберешь. Не расстраивайся, найдем, – успокоил он, когда они вошли в подъезд.

Поднялись на третий этаж и встали напротив двери. Сагин решительно нажал на кнопку звонка. Первый длинный, второй короткий. Наконец щелкнул замок двери. Валентин галантно расплывается в улыбке. Приоткрывается дверь, и перед глазами картина: мужчина в пижамных штанах, за ним жена с колотушкой.

У Виктора к горлу подкатывается комок.

– Здрасте, – он им.

– Доброй ночи, – они ему.

– Извините за беспокойство. – Пустяки, – с иронией замечает мужчина, – всего два часа ночи.

– Но так получилось. У нас событие такое важное.

– Кстати, на Курилах уже день, – вступает в разговор Валентин.