Данни Грек - Дневники мотоциклиста

– Я сам завтра с утра позвоню, а сейчас пускай спокойно спят, – ответил я, возвращаясь к своим мыслям о них. – На сегодня с меня хватит ваших сочувствующих взглядов.

– Хорошо… Но… – хотел продолжить Женька, но был тут же остановлен Яриком.

– Заедем завтра, – обрывал он его. – Поехали.

Женьке ничего не оставалось, как согласиться с ним, и вскоре я уже видел их исчезающие спины в дверном проходе.

Мы с доктором направились к лифту, который находился в центре этого здания врачевания болезней и недугов. Его так возмутили мои вопросы, что по ходу нашего движения он еще пару раз нервно хмыкнул, незаметно поглядывая на меня, но я отчетливо это видел. Одну из тонкостей их профессии я уже для себя уяснил, это была тонкость неведенья, в которой они держали всех, увеличивая в наших глазах свою значимость. Несколько минут назад он был посланником плохих вестей с каменной мимикой на лице, а уже сейчас он стал важной фигурой, несущей в себе такие важные для меня ответы.

Мы сели в лифт и стали медленно ползти по шахте вверх, на этаж с объясняющим названием «Травматология».

При входе нас встретила старшая сестра, которая сидела за конторкой и перелистываля какую-то газету, она лишь подняла свои глаза, оценивая меня как нового клиента своих владений.

– Определите его в палату, – отрывая её от очередной газетной истории, сказал доктор. – А мы пока пройдем в кабинет.

Она медленно привстала со своего нагретого стула и хотела, было, что-то спросить или сказать, но ей так же как и мне в лицо уже смотрела его спина в зеленой робе, которая плавно удалялась по затемненному коридору. Переглянувшись с этой хранительницей палатных душ, мне ничего не оставалось делать, как следовать за ним.

Он открыл кабинет и исчез в клубе яркого света, к которому проследовал я. Медленно шагая за ним, я пытался разглядеть это место, где мне было положено провести какие-то дни из своей жизни, но из-за тусклой освещенности это было невозможным. Лишь свет из кабинета освещал дверь напротив, а лампа, стоящая на столе у ночной сиделки, освещала только часть стены и письменный стол, остальное пребывало во мраке, и этот мрак захватил здесь все, включая людей на их временных койках.

Я вошел вслед за врачом в помещение, которое целиком и полностью шло вразрез с моим представлением о кабинетах докторов. Только выкрашенные в светло-синий цвет стены оставляли память о своем первоначальном предназначении, остальная обстановка напоминала мне, скорее, комнату отдыха приличного фитнес-центра, чем кабинет врача. Просторный, светлый, с огромным окном напротив входа, он был полной противоположностью увиденного мной в приемном покое, и теперь я точно знал, как отдыхают местные врачеватели. В углу распластался большой диван из коричневой кожи, а рядом с ним стоял маленький журнальный столик со следами от кружек, стену напротив захватили деревянные шкафы с множеством папок, а по центру вросли в пол два стола, стоявшие буквой «Т».

Доктор прошел вглубь комнаты и плюхнулся в огромное кожаное кресло, взяв со стола кружку, с остывшим чаем или кофе, и уткнулся в мои листы.

– Проходи и садись, – откинувшись назад и разглядывая мои снимки, пробормотал он, все так же держа кружку рядом со своими губами.

Я хотел было пошутить, что постою, но с каждой минутой на меня все больше опускалась тяжесть сегодняшнего дня и ночи. Будто на моей спине находился невидимый рюкзак, в который подкладывали и подкладывали невидимые гантели, и под их тяжестью мне становилось сложнее устоять на своих ногах.

– Ну что, Данила, лечиться как будем? – лукаво взглянул он на меня.

– Что значит, как? – не понимая, что он имеет в виду, переспросил я, также как и он, откинувшись на мягком диване.

– Быстро или медленно? – продолжил он задавать наводящие вопросы.

– Конечно, быстро, – надеясь, что уже сегодня я покину это заведение, резво ответил я, готовый уже сейчас пройти в операционную.

– Хорошо, – улыбнувшись такому ответу, обрадовался он. – Сейчас я тебе все расскажу.

Пройдя через весь кабинет, он подошел к маленькому шкафчику, открыл его и взял оттуда небольшой сверток, в котором находились несколько пластиковых пакетов. Углубившись в медицинские термины, он поведал мне все варианты моего скорейшего выздоровления, и всё оказалось совсем не так просто, как мне рассказывал его коллега.

– Ты согласен? – закончив свое повествование, спросил он, держа в руке один из запечатанных свертков, в котором проглядывалась гнутая железка.

– А у меня разве есть варианты? – пораженный тем, с чем мне пришлось столкнуться, поинтересовался я.

– Нет, – всё тем же сухим голосом оборвал он. – Готовься. Сегодня с утра сдашь анализы, а вечером будет тебе операция, – монотонно продолжал он указания к моим действиям. – Сейчас попроси сестру сделать тебе укол обезболивающего и ложись спать, а завтра увидимся, – отложив в сторону сверток, закончил он.

Я, молча, встал и вышел из кабинета, перебирая в голове всё, что он мне сказал. Сестра сидела на том же месте и за тем же делом, за которым мы её застали. Увидев меня, он неторопливо встала, проводила меня в палату, где все обитатели уже мирно сопели и храпели после дневных процедур, и провела к кровати у окна, где горел ночник.

Безумная тяжесть свалилась на мои плечи, вмиг обезоружив меня. Глаза слипались, тело болело, всё вокруг казалось каким-то нереальным, будто всё это дурной сон, и я сейчас проснусь у себя дома, в своей кровати, но это не было сном, и теперь я мог только выдохнуть, готовя себя к новому завтра.

Я не заметил, как оказался под одеялом с закрытыми глазами, потихоньку уходя в дремоту. Мои мысли начали путаться в паутине моего разума, а тело, наконец, смогло расслабиться, привыкая к новому ложу. Перевернувшись к окну, я выключил ночник, так и не дождавшись этой «очень говорливой» женщины с ее уколом, и вскоре я провалился в глубокий сон, дополняя своим дыханием больничный спертый воздух.

Слишком много эмоций для одного дня, слишком много открытий для не готового меня, но я знал одно, когда ты что-то берешь от этой жизни, не забудь что-нибудь отдать ей взамен, или она возьмет это сама.

Впечатления того дня закончились для меня в палате номер девять с поломанными мыслями, множеством ссадин и ушибов, и только потом я понял, что если бы всё это тогда со мной не случилось, это была бы совсем другая история.

Никогда ни вини судьбу в своих поражениях, ведь это всего лишь следствия твоего выбора, которые могут тебя многому научить, главное, всегда о них помнить…

Больничное утро напоминало утро в муравейнике, суетливое, мрачное, с горьким привкусом лекарств и неисчезающим запахом хлора. Оно началось с того, что я услышал как тяжелая дверь громко хлопнула об дверной косяк, и через секунду раздался знакомый мне голос: