Геннадий Нейман - До дрожи в пальцах…

А, впрочем… ерунда и лишнее мученье.
Да, трагик – амплуа.
Но шут – предназначенье!

Мне искать не дано обходных путей
я затянут созвездием черных дыр
миновало – моя нелепая тень
не накроет отныне твой светлый мир
равнодушие самый надежный склеп
боль Иуды не стоит душевных трат
шакалью не кидают пшеничный хлеб
ты права во всем
а я виноват
ни собачий лай ни вороний грай
не способны теперь нанести урон
безмятежен твой обретенный рай
неприступен твой величавый трон
завершился любовный Армагеддон
подтвердив безупречность привычных схем
зарекаюсь влюбляться в святых Мадонн
мне теплей мой ад
чем чужой Эдем

Вплетаю чувства в кружево словес.
Как сеть – рыбак, в душе латаю бреши.
Я твердо знаю: ты пришла с небес,
прекрасный ангел, к безнадежно грешным.
Да, ты была спокойна и мудра
и не бросала времени упреков,
но боль твоих любовей и утрат
все прорастала горечью по строкам.
И сколько же профанов и невежд
пытались втиснуть в строгий строй и в схему
тот безнадежно черный цвет одежд —
твой траур по расстрелянным поэмам.

Мне безразлично, что праведно, что грешно,
сколько чертей на конце моего пера.
Веришь? Я легкой тенью бы ждал у ног
вечера, чтобы сравняться с тобой в правах,
видеть, как солнце сползает по коже крыш,
падая оползнем в воду реки Невы;
яростен, как влюбленный, и так же нищ,
ветер по краю ночи идет в прорыв,
сумерек ластик стирает любую грань:
ретушь тумана – и вот силуэт размыт.

Завтра с утра дожди, мы будем играть
в танцы волков на переломе тьмы.

– Нет, право, недурная шутка:
Не слыша доводов рассудка,
Как лев рванется Гамлет в бой.

– А он поверит?

– Бог с тобой.
Он рьяно ищет виноватых
И бешено ревнует мать.
С чего ему не доверять
Рассказу верного солдата?

– Да, это правда. И к тому ж
Наш Клавдий – очень страстный муж.
А Гамлет холоден, как скалы,
И жаждет мести за отца —
В мужья такого молодца
Офелия не ожидала.
Теперь страдает не шутя.

– Девчонка все еще дитя.
В зятья Полоний метит принца,
А призом станет Эльсинор.
Советник Клавдия хитер
И знает, как сего добиться.
Случись какая-то напасть —
И в руки он получит власть
Над королевством.

– Вот прохвост.
Да и сынок его не прост.

– Но вспыльчив. Это очень кстати:
Один намек, письмо – и он,
Безумным гневом ослеплен,
Зарежет царственного зятя.

– Что ж? Решено?

– В полночный час
Мы разыграем представленье.
А дальше – дело провиденья.

– Кто платит?

– Платит Фортинбрас.

От ночных дождей с утра
парит,
на кустах висит туман —
клочья.
Выползают на бульвар
пары —
на двоих тянуть хомут
проще.
Я иду домой пустой,
легкий,
все пытаюсь о тебе
помнить.
Но хрипит душа дырой
в легких,
цирковым немолодым
пони.
В узел скручивает хрип
вены,
полным вдохом рву вериг
звенья.
Я смирился с тем, что мы —
бренны.
Жаль, любовь – она еще
бренней.
Что ли свечки по церквям
ставить
под угодников любой
масти?
Что ж ты, Бог, придумал нам
память,
да забыл придумать нам
счастье?
Полдень, полночь – жизнь летит
с ветром,
лоскутами суток год
скроен.
За весной всегда идет
лето,
безнадежное, как рак
крови.

Сохнет горло, и в груди
колко
от недоброго – с небес —
взгляда.
Мне до осени еще долго.
Мне до осени дожить надо.

Огрубевшие руки любви
обнимают огарок свечи.
Если я не вернусь – позови.
Если я улыбнусь – не молчи.
Ты – родник в раскаленном аду,
ты – спокойствие храмовых стен.
Я – тревожная тень на ходу
в перекрестии вздувшихся вен.
От случайности тягостных встреч
разбегаются нити дорог,
мне себя от себя не сберечь,
мне былое быльем, да не впрок.
Только ночью в упреке ресниц,
в утомленном движении тел,
в обреченности скомканных лиц,
в обожженной луны маяте
я увижу дневную тоску,
заклейменную знаком беды.
И прильну к голубому виску
серой пылью упавшей звезды.

С великодушьем палача
на перекрестке трех дорог
нас мимоходом обвенчал
недобрый и нетрезвый бог.
И на потеху голытьбе
надев неброское кольцо,
я клялся в верности тебе,
не глядя в скорбное лицо.
А утром, выйдя за порог
не во хмелю – угрюм и тих,
уже припомнить я не мог
ни губ твоих, ни рук твоих.
Женою брошенной река
песок ласкала берегов.
Тропа бежала, как строка
никем не созданных стихов.
Я шел, бродяга и поэт —
глаза беспечны, плащ лилов…
А из окна смотрела вслед
моя случайная любовь.

ты была немного ведьмой чуть седой
с усталым взглядом
шла на шпильках вдоль дороги мимо тусклых
фонарей
я пошел с тобою рядом мне хотелось —
только рядом
мы с тобою просто двое неприрученных зверей
две ободранные кошки две бродячие собаки
два бездомных человека на окраине небес
подгонял нас в спину ветер что-то пел ручей
в овраге
и хотелось отчего-то неизведанных чудес
ты молчала отгоняя от лица дым сигареты
я разглядывал украдкой стрелку сбоку на чулке
и незримо между нами шел неслышно
кто-то третий
и держал тебя как птицу в плотно сжатом кулаке