Григорий Родственников - Двадцать копеек. Сборник рассказов

Кеша казалось только и ждал этих слов. Театрально разведя руками, он с пафосом произнес:

Николаю стало тоскливо. Он столько дней безуспешно пытался понравиться Анжеле, дарил цветы, дежурил возле ее подъезда и вот, когда она, наконец, согласилась поужинать с ним, появился друг детства. Вездесущий Кешка. Поэт и жизнелюб. Нет, Николай больше не злился на приятеля. В конце концов, эта девушка не для него. Романтичная изысканная с хорошими манерами и тонким вкусом. Вон как на Кешку смотрит. Глазки так и горят. И Иннокентий ей подходит. Оба высокие стройные. А он? Конопатый крепыш, почти с нее ростом. Да еще хромой.

Николай грустно улыбнулся. И как ему взбрело в голову волочиться за такой красавицей? Не иначе бес попутал. Или последствия контузии.

Иннокентий оканчивает Литературный институт, печатается в толстых журналах и раздает девушкам автографы, а он? Пять лет лазил по чеченским горам с автоматом наперевес, а сейчас работает охранником в гипермаркете. И кому, скажи на милость, ты такой нужен?

Там был нужен. А здесь? Похоже, никому.

Словно угадав его настроение, Кешка с надрывом начал читать:

Кешка читал здорово. На Николая внезапно нахлынули воспоминания.

Заныла простреленная чеченской пулей нога. Незаметно для себя Николай стал тихо подвывать.

Анжела тронула его за плечо:

– Коля, тебе что плохо?

– Нет. Все в порядке. – Он умоляюще посмотрел на приятеля. – Прошу тебя, Кеша, не надо…

Но Иннокентий только возвысил голос. Он даже привстал с места и глядя на Николая сверху вниз гремел:

Николай закрыл лицо руками. В голове нарастал противный свист. Тошнило.

Словно в тумане, он видел, как поднимаются со своих мест Иннокентий и Анжела. Кеша что-то говорил ему, покровительственно хлопал по плечу, а он лишь махнул в ответ потной рукой.

В голове внезапно прояснилось. На столе остались недопитые бокалы с пивом, остатки ужина и переполненная пепельница.

«Стыдно. Растекся, как впечатлительная барышня. С каких пор он стал таким ранимым? После ранения. Каламбур: ранимый после ранения».

Николай порылся в пиджаке, выудил мятые рубли, аккуратно положил под пепельницу и поднялся.

Прохладный ветерок взъерошил его каштановые волосы, охладил пылающее лицо и принес удивительное умиротворение. Вдыхая вечернюю свежесть, он медленно побрел в строну дома.

На аллее раздавались чьи-то возбужденные голоса. Похоже, опять пьяные ребятки отношения выясняют. С недавних времен Николай старался избегать осложнений с местной шпаной. Мало ли что? Подписку ведь давал. Но знакомый голос заставил его замереть на месте. Кричала Анжела.

В следующую минуту, он уже мчался к ней, раздирая лицо и руки об острые колючие кусты.

Так и есть. Шпана. Трое подвыпивших подростков обступили Кешу и Анжелу. Глумливо пихали Иннокентия в грудь.

– Ты кого толкнул, с***ка?

Кеша был бледен, как выплывшая из —за туч луна. Николаю даже показалось, что он слышит, как стучат его зубы.

– Ребята, вы чего? Я же извинился… Ребят, не надо…

Стремясь быстрее прекратить унижения друга, Николай возвысил голос:

– Пацаны, вам что делать нечего?

К нему обернулись. Высоченный прыщавый подросток с подчеркнутой хрипотцой осведомился:

– А это что за пидорок нарисовался? Тоже по хлебальничку хочешь?

– Да пусть катит отсюда! – Вступил в разговор другой хулиган. – Отпусти его, Серый! Видишь – калека хромой! Наверно с самоката навернулся!

Николай досадливо поморщился. Неужели его хромота так заметна? А ведь он старался не хромать.

Раздвинув хулиганов плечом, он обнял Анжелу и Кешу.

– Пойдемте, ребята.

На мгновение выпустил подростков из вида и тотчас поплатился.

– На! С***ка!

Кулак Серого врезался в лицо, ожег резкой болью.

Сам по себе удар был не сильный, но весьма неприятный. Здоровенный кулачище Серого задел одновременно и нос и верхнюю губу. Обильно пошла кровь носом.

Сознание вспыхнуло бешенной яростью. Но лишь на секунду. Спокойно, Коля, это всего лишь дети!

Он действовал расчетливо и хладнокровно. Блок! Удар! Поворот в сторону. Удар! Еще удар!

Трое хулиганов лежали у его ног и тихонько скулили. Кажется, ни кому ничего не повредил. А то могут быть проблемы.

– Коля!

Истеричный вопль Анжелы заставил его вздрогнуть. В ее глазах плескался ужас. Кровь из разбитого носа продолжала заливать рубаху и пиджак, а еще противно зудела губа. Николай дотронулся до нее. Здорово опухла. Проклятье!

Ему вдруг стало невыносимо стыдно за свой внешний вид. И так не красавец, а сейчас, наверное, похож на Квазимодо.

– Коля!

Анжела порывалась подбежать к нему, но ее не пускал Кешка.

– Да уведи ты ее отсюда! – Закричал Николай. – Уведи!

Николай отвернулся. За его спиной Кешка что-то шептал Анжеле, та всхлипывала. Потом они ушли.

Он стоял над преувеличено громко стонущими подростками и мрачно хмурился. А как хорошо начинался вечер. Он сам все испортил. Вел себя, как последний дурак! Сначала мешал Кешке читать стихи. Хотел внимание на себя обратить! Павлин хренов! Теперь вот отметелил малолеток. Боец спецназа, дерущийся с детьми! Позорник! Да еще сам по роже получил!

Прыщавый Серый встал на четвереньки и попытался уползти в кусты.

Николая охватила злость. Он с силой врезал ботинком по тощему заду и когда хулиган взвыл, ухватил за длинные сальные волосы, притянул к себе.

– Слушай, гадина! Еще раз в этом районе увижу – убью! Ты меня понял?!

– П… понял…

Отшвырнув подростка, Николай выпрямился, глубоко вздохнул и медленно побрел прочь.

* * *

Утром он недовольно разглядывал себя в зеркало. «Ну и физиономия. Краше в гроб кладут. Опухоль, наверное, еще дня три не спадет…»

Зазвонил телефон. В трубке раздался визгливый крик Кешки: