Евгений Рудаков-Рудак - Волчий выкормыш

Барсучий жир, как вспоминали старые люди, многие десятки, а то и сотни лет пользовался у местного населения очень большим спросом, в лечебных целях. В поселке, сколько все помнят, к Шиктыбаю не только с района, даже с области очень важные люди приезжали за редким, очень целебным средством, хорошо платили и угощали не одного его, а всех, кто был рядом. Поэтому за многие годы и стар, и млад, относились к нему с большим уважением и всегда советовались по разным проблемам.

Шиктыбай очень удивился, увидев валявшихся по дворам мужиков, ну, а когда ему рассказали, что случилось, он удивился ещё больше, и долг качал головой, потом сел думать. Подумав, стал ходить и даже ползать кругами вокруг домов, постепенно расширяя место поиска до берегов двух озёр, а после ушел в степь на свой курган.

Это был древний курган высотой не более пяти метров, а на самой его вершине лежал огромный круглый камень, высотой метра два, и вросший не известно на сколько в землю. Кто только не пытался под него подкопаться, но безуспешно. Земля была спрессована так – словно окаменела. Сам Шиктыбай часто вспоминал, что несколько раз за свою долгую жизнь замечал, как вокруг камня, там где он входил в землю, иногда появлялась щель, будто камень приподнимался. Пролезть в неё могли только муравьи да паучки, или… самая маленькая зелёная ящерица. «Видно духи выходят ночью на звезды смотреть, а может это сам шайтан копается. Шибко хитрый и злой человек он, однако», – так бывало размышлял охотник, сравнивая шайтана с плохим человеком. Через день два щель закрывалась, а может быть, просто осыпалась земля. Он даже вспоминал, как очень давно, лет 40 назад, мужики поспорили и двумя тракторами попытались сбросить камень с кургана, вдруг под ним клад захоронен. Но оба трактора задымили и заглохли, а камень даже не шелохнулся. Трактористы в течение одного года один за другим умерли от разных болезней.

Еще на камне были выбиты какие-то знаки, но понять их никто не пытался. Откуда такая глыба взялась в степи, где трудно найти камешек даже для обычного кресала, чтобы высечь огонь, только гадали. Вокруг кургана стояли ещё несколько массивных каменных столбов с вырезанными странными ликами и узорами. Говорят, кто-то хотел выкопать тот камень, из города приезжали, вроде как, археологи. За неделю – всего метра на два прокопали вглубь, но так ни до чего не докопались, погнули все ломы и поломали лопаты.

Шиктыбай больше часа сидел у камня, кланялся и причитал что-то своё. Когда солнце на четверть диска скатилось за гряду, он поднялся, спустился с холма и пришел во двор к Анне. Весь поселок затаив дыхание ждал, что скажет старик.

Он молча протянул принесенную деревянную пиалу, сел во дворе за столик и стал ждать, пока она готовила его любимый чай со сливками и солью. Анна подала чай и встала рядом. Он так же молча, не торопясь, как всегда, выпил, коснулся ладонями короткой белой бороды, что означало, что чай, слава Всевышнему, благополучно выпит, и показал Анне на скамейку. Она присела, и с отчаянием посмотрела в узенькие глаза степного, желтоватого цвета.

– Волк унес пацана, – только и успел сказать он, как Анна упала в обморок.

Пока её приводили в чувство, старик рассказал всем, что видел в пыли и на песке крупные волчьи следы, которые вели к сараю и назад в степь. От сарая следы вдавливались сильнее, что означало, волк нёс тяжелую ношу, но… вся скотина и собаки на месте, но кроме того – его догадку на холме подтвердили духи. Они сказали это не словами, а разными видениями, и он всё понял. Женщины завыли, как одна.

Такого поворота никто не мог предположить, такого в посёлке отродясь не случалось. Всё, что угодно… но!.. Мужики снова пошли собирать по дворам последний самогон. В том, что Сашка, малец, принял самую лютую из смертей, больше никто не сомневался. Старому охотнику верили все. Женщины уложили одуревшую от горя Анну во дворе, на раскладушку под навесом, и Зотиха, Пелагея Зотова, мать Василисы, осталась при ней оплакивать и читать молитвы за упокой души, даже не раба божьего, а невинного ангелочка Александра. Она как могла, утешала Анну: и что сынок её уже в раю, все умершие дети прямым ходом в рай попадают, и ему уже приладили ангельские крылышки, и он уже сидит рядом с Богородицей и мамочке своей ручкой машет, и радуется.

– Иди ты в задницу со свое. ей!.. – заголосила Анна, обливаясь горькими слезами. – Вам только бы моего сыночка кроху схоронить побыстрей да крылышки приляпать! Вам бы только помянуть громче да выпить больше!

– Дура, ты! Прошти её, царица небешная, горе ей так шибко голову замутило. Не ведаешь, что говоришь, Анька, язык-то свой попридержи и молись… молись, дура… – Зотиха, когда сердилась, сильно шепелявила, еще и со свистом, потому что у неё всех зубов осталось, через один – полтора с половиной.

Шиктыбай на ночь ушел на свой курган и до утра тоже молился и разговаривал с духами очень аккуратно, чтобы не обидеть. Откуда знаешь, есть у них сегодня настроение или нет.

Только к полудню следующего дня в сонном поселке затеплилась активная жизнь. Во дворе у Анны снова за столом сидел Шиктыбай со своей пиалой и ждал. Чуть живая, темнее ночи, она вышла во двор и решила, что старик пришел помянуть её ребёночка, и принесла пол стакана самогонки, но он отставил в сторону стакан.

– Чай подавай мне, Аныса. Пацан твой, Сашка, однако, живой ещё сёдни.

Он тепло посмотрел в полубезумные глаза и погладил ей руку. Анна резко охнула, хотела что-то сказать, пошатнулась, и стала заваливаться на бок, стащила со стола скатерть с посудой и… упала в обморок.

– Чего издеваешьс. си, нехристь, – прошамкала со свистом Зотиха и потрясла кулачком. – То он живой, то он не живой. Мать не в себе с горя, а он тута шутки шуткует. Подумаешь в степь сходил. От старый дурак!

– Глупый ты старуха, однако. Духи мне сами сказали, что живой сёдни Сашка. Я тоже вам так сказал. Живой, малайка!

– Эт, хто и. иждеся ещё старуха? Эт, я, старуха! Ты на десять годов не мене, как старше! Пярдун старый.

– Не знай, у нас так понимаем. Ты мясо жуёшь и кости грызешь… тада – совсем ещё не старый. А ты, Палашка, однако, кашу и кондёр хлебаешь, и шипишь, как гусыня. Ты совсем старуха будешь, я тебе правду сказал.

Подошли соседи, прислушались, обступили со всех сторон, прислушались и немедленно, хором, приступили к допросу. Валентина сердито ткнула пальцем в грудь старику.

– Шиктыбай, ты кроме волчьих следов, что еще видел? Ты говори, мы ко всему давно готовые. Мы уже его потеряли!

– Дура, ты… баба, как есть, ты – дура! Мы не потеряли, мы токо готовые, но… несогласные! И если, едрит твою в ангидрид… Да! – решительно заявил Андрей. – Так и я… А что, имею права, как этот… Он мне Сашка, а я ему, кто? Я как есть, ему родный дядька я!