Вера Гривина - Бес меченый

– Зря маешься, – возразил Полкан. – Коли мужик на нож напоролся, значит, такова его судьба – с нами ли, без нас ли. Зато тебе не судьба на Аленке быть женатым, сидеть почитай безвылазно в лесу дремучем, зимой охотиться, а летом трудиться в поте лица. По мне так лучше купеческое дело: при нем хоть поездишь повсюду, людей поглядишь да себя покажешь.

– Прав ты, Полкан! – покаянно согласился Савва. – Чуть было я дурость великую не сотворил. Больно уж мне путь тяжким показался. Но ничего, привыкну.

– А за деньги Мефодьева дочка пущай нам еще спасибо скажет: сама она нипочем бы их не нашла. По моей милости ей хоть что-то досталось.

– Опять твоя правда, Полкан, – уже привычно согласился с другом Савва, чувствуя облегчение на душе.

Вскоре он уже не вспоминал ни о погибшем мужике, ни о его дочери.

Постепенно Савва свыкся с трудностями, коих в пути было немало: то появлялось на пути болото, то приходилось пробираться сквозь почти непролазную чащу, то нужда заставляла преодолевать ручей, похожий на маленькую реку. Дикого зверья тоже в лесу хватало; Савва повидал и волков, и кабанов, и рысей, но благодаря охотничьему чутью Полкана каждая такая встреча заканчивалась для друзей благополучно.

– Чудно, что мы с тобой еще ни разу не повидали хозяина 18 18 Так в народе звали медведя. , – сказал как-то Полкан.

– Добрая из него получилась бы шуба! – с азартом воскликнул Савва, пристрастившийся во время путешествия к охоте.

– Как бы из тебя не получилась добрая трапеза на все медвежье семейство, – проворчал Полкан.

Первое время им частенько приходилось ночевать в лесу, но, по мере приближения к Волге, села стали попадаться все чаще. За плату хозяева впускали к себе путников, делились с ними едой, топили им баньку. Пару раз друзьям удавалось определиться на постой к молодым вдовам, и тогда им подавались бесплатно самые сытные кушанья, наливались самые приятные хмельные напитки, топилась самая жаркая баня. С хозяйками оба раза спал Савва, а Полкан предпочитал ночевать в одиночестве.

В один из летних дней друзья переправились через речку Вятку и двинулись сквозь густой лес. Узкая дорога петляла среди деревьев. Время из чащи появлялась мелкая дичь и стремглав уносилась прочь.

Возле соснового бора Полкан внезапно остановил коня.

– Погоди, Саввушка!

Савва тоже придержал Воронка.

– Вынь саблю! – велел Полкан.

Юноша втащил свое остро наточенное оружие и спросил:

– Что случилось?

– Покуда ничего, но чую, что где-то нас поджидают недобрые люди.

У Саввы тревожно засвербело в груди.

– Вроде до сей поры нас Бог миловал, – прошептал он охрипшим голосом.

– А нынче может не повезти, – холодно отозвался Полкан.

Когда они осторожно тронулись с места, сзади послышался быстрый конский топот. Савва хотел было пришпорить Воронка, однако Полкан, напротив, придержал Басурмана и сказал:

– Судя по топоту, скачет один человек, а нас как-никак двое.

Савва смутился:

«Опасности еще нет, а я уже труса праздную».

Вскоре друзья увидели щуплого мужичка, несущегося во весь опор верхом на рыжей кобылке. Догнав путников, мужик удовлетворенно улыбнулся и воскликнул:

– Слава тебе Господи! Я, значит, как у речки Вятки про двоих людей с оружием услыхал, так и кинулся следом за вами! Ну, думаю – свезло! Нынче, значит, одному в лесу опасно: лихие люди в наших местах объявились!

– А не боишься, что мы и есть – лихие люди? – спросил Полкан, указывая на свою обнаженную саблю.

Мужик помотал головой.

– Не похожи вы на татей, хоть и при оружии. По всему видать, значит, что вы приготовились обороняться, а не нападать. Верно ведь?

– Верно, – согласился Полкан.

– Ну, так втроем, значит, сподручнее оборонятся, чем вдвоем.

Последние слова мужика развеселили друзей.

– И чем же ты собрался обороняться? – с усмешкой спросил Савва.

Мужичок ничуть не смутился:

– С умением и сноровкой, значит, врага и лаптем можно одолеть.

– Как тебя кличут, аника-воин? – спросил Полкан.

– Афоня Заяц – я, значит

– Никак, тебя за храбрость «зайцем» прозвали? – осведомился Савва.

Ухмыльнувшись, Афоня рассказал:

– Зайцем, значит, меня прозвали, когда я мальцом жил в самое лихолетье под Рязанью. Голод тогда случился, не приведи Господь! Люди даже мышами не брезговали. Вот и мы с дружками, значит, всякую траву в поле собирали да несли домой на похлебку, а больше себе брюхо набивали. От пищи худой люди мерли, но с голодухи народу больше кончалось. Однажды, значит, жуем мы свою травку, глядим – по полю заяц несется. У нас животы, значит ух как заурчали! Что делать, не знаем? Силки, значит, мастерить-то не из чего. В село бежать? Так ведь зверь нас дожидаться не станет. Покуда мы, значит, стояли пнями, заяц возьми и тоже замри неподалеку от нас. Тут у меня разум совсем помутился, хватаю я, значит, с земли палку и кидаюсь на добычу. Вдруг по моему седалищу, значит, словно огнем полоснуло. Вишь ли, сосед наш, Митька Тараруй, еще с утра косого заприметил и в кусты залег с самострелом 19 19 Самострел – вид арбалета, лук с прикладом и спусковым устройством для метания стрел. . Токмо я, значит, прыгнул, он и выпустил стрелу. Тогда мы, значит, с зайцем оба понеслись по полю: зверь со страху, я от боли. Косого больше никто не видал, а я, значит, долго потом сесть не мог, опосля того, как из седалища стрелу вынули. С тех самых пор, значит, я и стал Зайцем.

– Так ты родом из-под Рязани? – заинтересовался Савва. – А сюда как попал?

– Как все прочие в Смуту. Схоронили мы, значит, с дружком, Ванькой Кривым, родителей да и подались из родных мест. Шли, шли, покуда, значит, сюда не забрели.

– Ладно, Заяц, поехали с нами, – согласился Полкан. – Возьми себе самопалы: они надобны тому, кто сидит в засаде, для тех же, на кого нападут, лишь обуза. Коли на нас тати наскочат, ты, мужичок, под ногами не путайся. Спрячься в лесу да нашу лошадку с поклажей забери. Ну, а мы с Саввушкой помашем сабельками. Глядишь, вразумим татей. Много ли их здесь?

– Люди сказывают – четверо али пятеро, значит.

– Справимся, – решил Полкан.

Они поскакали дальше. Савва и его товарищ двигались с обнаженными саблями впереди, Заяц немного отстал от своих попутчиков: правой рукой он управлял своей лошадью, а левой – держал под уздцы Шельму.

Миновав чащу, путники выбрались на поляну, где Савва уже собрался облегченно вздохнуть, но тут Полкан крикнул:

– Берегись!

Тут же затрещали кусты, и на поляну выскочили, размахивая саблями, четверо молодцов верхом на добрых конях.

Памятуя о подстерегающих торговых людей опасностях, Фома Грудицын обучил сына владению оружием. Но никогда прежде Савве не приходилось драться по-настоящему даже на кулачках, поэтому неудивительно, что он вначале оробел. Тем временем Полкан, держа в одной руке саблю, а в другой кинжал, принял на себя удары сразу троих лиходеев. Четвертый тать подскакал к Савве и замахнулся саблей. Юноша машинально, но довольно ловко, отбил удар. Внезапно он ощутил в себе упоение происходящей битвой, и ему показалось, что нет ничего важнее расправы с наглым злодеем, посмевшим посягнуть на его молодую жизнь. Бесстрашно кинувшись вперед, Савва разрубил голову своего обидчика надвое, причем на сей раз вид крови не только не напугал его, а еще больше раззадорил, и он поспешил на помощь другу. Полкан, благодаря своей ловкости, оставался целым и невредимым, но обороняться одному против троих ему все же было тяжело. Савва взял на себя самого матерого врага – татя, с длинной седой бородой и косым рубцом, пересекавшим морщинистое лицо. Злодей оказался более умелым бойцом, чем его молодой противник: он легко отражал удары и при каждом взмахе сабли хищно скалил зубы. Вскоре Савва начал понимать, что уступает в схватке. Он отчаянно замахнулся правой рукой, но получил пинок в левый бок и уронил саблю. Обезоруженный юноша весь сжался, осознавая, что теперь ему не спастись от гибели. Однако тать медлил: он словно получал удовольствие, наблюдая за страхом своей жертвы. Наконец, как бы нехотя, лиходей поднял свою саблю и… раздался жуткий грохот.