Иван Розанов - Венера – низкая звезда

– Мариночка, дай личико, – сказал Алексей.

– Нет, Алёша, нет. Алёша, хороший мой, – ответила ему Марина ласково, чтобы не спугнуть страсть. Не чувствовала девушка удовольствия, не желала она ярких ощущений, лишь тонкий расчёт руководил ею: хотелось Марине, чтоб муж, уезжающий через день на территорию войны, оставил в ней своё семя. Искренне верила девушка, что – авось! – получится в этот раз забеременеть.

– Алёша, сюда, Алёша! – руководила им Марина, снова направила движения мужа вглубь своего лона, притягивала его за бёдра, почти что до крови впиваясь коготками. Алексей захрипел что-то неразборчивое, скорее не ввиду искренней страсти, а ради антуража, и окончательно повалился на супругу. Марина почувствовала в себе что-то тёплое, вязкое – наконец-то чувствовала это, впервые в жизни: раньше такого своим мужчинам она не позволяла. Алёша отлип от неё, даже не поцеловав свою женщину в благодарность, по-плебейски принялся вытирать некие части своего тела прямо о простынку.

Алексей встал, собираясь одеться. Спросил Марину, заглядывая под кровать:

– Мариночка, а где мои домашние шорты и футболка? Не видела?

Марина, как всё же какая никакая, но хозяйка, знала, конечно же, где вещи мужа лежат, но ей богу, не этих слов ждала она после близости! Ведь, кто знает, какая значимость была у того момента. Кто знает, быть может, это был важный день – день зачатия и Алексеева и Марининого потомка… Девушка старательно готовилась к этому дню, соблюдала особые, в дамском журнале вычитанные, диеты, способствующие зачатию, воздерживалась от курения и спиртного, хоть и нечего ей дома делать было, а безделье всегда дури разного рода способствует. И мужа своего готовила ненавязчиво к этому дню. Но он, видимо, не догадывался ни о чём…

– Ну что, Марина… Тебе всё понравилось? – спросил Билич ущипнув свою супругу за пятую точку.

– Всё.

– Ну, пойдём теперь покурим и выпьем, а там и поужинаем.

Возвращаясь на кухню к трапезе через коридор, по-прежнему полуголый Алексей на долю минуты задержался перед зеркалом, с удовольствием разглядывая отражение своей фигуры. Сам себе Алексей Анатольевич Билич очень нравился. Это было заметно в каждом его жесте.

Марина подумала о своём вероятном будущем ребёнке. Подумала о ужасах пьяного русского зачатия… Потому и воздерживалась она долго перед тем, как лечь с мужем – начиталась всяких разных статей, и уверовала после них, что простые русские люди из низких классов, окружавшие её повседневно в транспорте, на улицах и в магазинах, такие омерзительные, вульгарные и уродливые, потому как зачаты были либо в опьянении родителей, либо впоследствии насилия, что ещё хуже.

Молодые люди выпили на брудершафт; Марина полагала, что после зачатия ещё можно в первый день немножечко, что называется, на грудь принять. Они поужинали и сидели на диване, полуообнявшись. Марине чего-то вдруг взгрустнулось. Ей не хотелось, чтобы муж уезжал.

– Алёша, не уезжай, – сказала Марина.

– Мариночка, я не могу уже не уехать. Я обещал.

– Неужели тебе так хочется помочь той стране?

– Мне хочется проявить себя.

– Сколько тебе заплатили за поездку?

– Пока только аванс. Остальное дадут, когда я из Киева вернусь. Я не хочу тебя пугать масштабом суммы…

– Опять заигрываешься.

– Пускай заигрываюсь, я всё же имя себе делаю.

– Алёша, ну чего ты добиваешься?

– Как чего…

– Чего ты вечно добиваешься?

– Мой отец прошёл путь от фарцовщика, торгующего ворованными шмотками, до президента компании, а я пройду путь от сына лимитчиков до президента страны! – Алексей Анатольевич проговорил это с особенной экспрессией, Марина невольно поёжилась и мужа своего обнимать прекратила: неприятно ей стало отчего-то чувствовать все эмоции Алексея.

Марине не нашлось, чего ответить. Впоследствии общались они лишь о чём-то отвлечённом; девушка даже не пыталась проникнуть в мотивацию поступков её мужа. Молодые люди прогулялись недолго, выкидывая мусор. Алексей, видимо почуяв заглянувшую в окно низкую звезду Венеру, снова предпринял попытку пристроиться к супруге, последний раз перед отлётом в Киев, но Марина обеспокоилась, что занятие любовью повредит её возможному будущему ребёнку, и посему, сославшись на усталость, помогала справиться мужу с одолевавшими его страстями своим губками и смуглым кулачком, а Алексей и тем был доволен…

Алексей улетел; а Марина осталась в ожидании того, что запасённый заранее тест на беременность покажет положительный результат. Но нет. Пресловутый лунный цикл вернулся на круги своя. Зачать не получилось. Судьбе было угодно, чтобы Марина так и оставалась неопылённым цветочком, смоковницей бесплодной…

Марина заняла в аэропортовом кафе самое тихое и спокойное местечко. Долго читала меню, почему-то в растерянности не понимая, что там написано. Строки будто бы слипались перед глазами. Девушка не знала, что себе заказать.

В углу помещения кафе висел большой телевизор. Передавали новости. Марина подивилась тому, что телевизор работает, ведь Михаил Романович Сапин предупредил её, что связи с Москвой нет. Надежда на то, что связь со столицей всё же сохранилась, осталась в душе Марины. Но тщетно. Она поглядела на часы в углу экрана телевизора: выпуск новостей выходил с трёхчасовым опозданьем. Показывали всю туже девушку, прижимавшую к груди котёнка, бегущую от артобстрела по раскалённому мосту. Марина от отчаянья заплакала. Ей, и в самом деле, было непросто. Она не знала, что с её мужем сталось и увидятся ли они хоть когда-либо. Думаете, просто ей было заплакать? Нет. Общество, в котором она существовала, не дозволяла проявление честных эмоций: перманентное стремление к успеху и наживе не оставляло в характерах людей места искренности. Думаете, Марина жалела девочку с котёнком из новостей и других жертв войны? Нет. Марина заплакала, так как впервые в сознательной жизни почувствовала неопределённость и неуверенность в собственном благосостоянии…

Марина вытирала слёзы. Официант, которого она попросила принести бокал домашнего вина, ничего не сказал по поводу того, что она плакала, просто выполнил заказ. Привык, наверное, что в его заведеньице, теперь уже, можно и так сказать, прифронтовом заведеньице, чаще плачут, нежели чем смеются.

Как издёвка висела на стене картина с видами центральных площадей Киева.

– Девушка, добрый вечер. Можно вам присоединиться? – спросил Марину незнакомец. Девушка немного испугалась: не заметила она, как этот молодой человек подошёл. Будто бы из под земли, словно deux ex machina, явился тот. Незнакомец был в пальто поверх водолазки, в полутёмных очках, немного небритый, худой и долговязый, пружинистый в жестах. Он походил на типичного неврастеника, но в то же время голос был его абсолютно спокоен, а мимика была расслаблено-доброжелательной.