Иван Розанов - Венера – низкая звезда

– Я спокойна, спасибо. Так о чём будет беседа? – заговорила девушка.

– В соседней с нами республике сейчас беспокойная ситуация. Там – полномасштабная гражданская война. Хоть эти события обычно так явно не называют.

– Конечно, я слышала об этом. Я очень соболезную местным жителям.

– Согласитесь сами, что это в интересах лиц, обеспечивающих безопасность в государстве, следить за всеми перемещениями наших соотечественников через границу соседней с нами страны, которую постигло такое несчастье.

– Соглашусь. Только я вот думала, этим занимается таможенная служба.

– Таможенная служба и пограничные войска в первую очередь! Но нагрузка на все эти организации очень возросла из-за беженцев, и было решено произвести некое перераспределение обязанностей.

– И что досталось вашей службе?

– Проводить беседы.

– Беседы?

– Именно. Мы должны предупреждать всех, связанных с пересечением границы хоть как-либо, о возможных опасностях.

– Но я не собираюсь пересекать границу. Я приехала сюда встретить рейс, возвращающийся оттуда. На борту должен быть мой муж.

– Марина Петровна, я осведомлён.

– Скажите прямо, а рейс будет?

– Марина Петровна, вы только не волнуйтесь. Рейс ожидается.

– Объясните мне, пожалуйста, что значит, что рейс ожидается?

– Рейс должен быть. Самолёт прилетит. Но самолёт задерживается.

– Как долго он будет задерживаться?

– Мы сейчас не можем сказать. Вы только сейчас не волнуйтесь. Связи сейчас нет вообще.

– Связи?

– Никакой связи с той страной нет. Это обусловлено действиями военных.

– Что, уже и войну объявили?

– Нет. Вы должны понять, ситуация идёт к урегулированию. Рейс будет, самолёт прилетит. А военные и в мирное время средствами радиоэлектронной борьбы пользуются.

– В Москву можно будет мне позвонить с вашего служебного телефона? А то у меня мобильный телефон что-то не работает здесь…

– Марина Петровна, с Москвой тоже нет связи. Открыт только служебный канал.

– Почему?

– Так необходимо сейчас.

– И что же делать?

– Марина Петровна, вы должны дождаться рейса. Если что-то случится, мы вам поможем. Понадобится гостиница – предоставим. Вам – в порядке исключения, а то нам ещё и беженцев расселять. Такая вот информация поступила – заселить вас если что.

– Спасибо большое. Только не пойму, за что мне такая честь.

– Вам не стоит беспокоиться на этот счёт.

– Спасибо за предложение заселить меня в гостиницу, но, я надеюсь, рейс прилетит в ближайшие часы и гостиница мне не понадобится.

– Я рад вашей уверенности, Марина Петровна. Но я не знаю точно, и вряд ли кто-то в сложившихся условиях знает, когда точно прилетит самолёт.

– Не беспокойтесь, я дождусь.

– Если у вас будут какие-то вопросы, какие бы то ни было, то обращайтесь ко мне.

– Спасибо за предложение… У вас есть ещё что-то ко мне?

– Да, Марина Петровна, если позволите. Но эта часть разговора будет не совсем в рамках моей компетенции и прямых должностных обязанностей.

– Мой багаж ещё не получили?

– Мне пока не сообщали.

– Тогда давайте продолжим беседу.

– Давайте. Марина Петровна, вы меня тоже поймите. Поймите мою мотивацию. Я долгое время в рамках своей работы в министерстве занимался профориентацией молодых сотрудников. Популярные лекции по вопросам закона и порядка читал ещё. Эта деятельность, разумеется, отложила определённый отпечаток на моё мировосприятие… Так что, я надеюсь, мои слова не покажутся вам… лекцией.

– Обещаю вам, что нет.

– Вы своей уверенностью прямо-таки выбили меня из колеи. Знал ведь, с чего речь свою начать, а теперь не очень-то знаю.

– Начните уж с того, чего хотели.

– Я ведь знаю, что ваш муж, да и вы, не смотря на ваш молодой возраст, стали известны в среде компьютерных сетей и в некоторых узких кругах, а там со временем и в части средств массовой информации, как оппозиционеры, – начал с выдоха и после небольшой паузы Михаил Романович, рисуя жестами на плоскости столешницы нечто вроде параллелограмма.

– Бесполезно будет сейчас что-либо отрицать.

– Я не осуждаю вас за вашу активную, так сказать, гражданскую позицию, и вашу точку зрения по общественно-политическим вопросам, отличную от общепринятой. Вовсе нет. Вы ведь официально не были осуждены за вашу деятельность?

– Нет. Не были.

– Вот и ничего вам опасаться. Дело в другом, Марина Петровна. Я просто хотел спросить у вас, сейчас это ключевой вопрос… Скажите, что вами руководило, вами и вашим мужем, когда вы выходили на площади с белыми ленточками на груди скандировать? Что руководило вашим мужем, когда он прибыл на ту территорию, где сейчас гражданская война идёт?

Михаил Романович в упор поглядел на Марину Петровну. Она отвела взгляд, ей стало не по себе, и, к удивлению своему, почувствовала она в себе намёки на чувство стыда. На вопросы, подобные тем, что задал ей Михаил Романович, она привыкла отвечать, что для неё, как и для всякого оппозиционера, главная установка – это стремленье к справедливости. Именно об этом они привыкли твердить. Только вот были эти слова фальшью: стремленье к истинной справедливости было для большинства молодых оппозиционеров, пожалуй, самым последним по значимости мотивирующим фактором. Важнее было эгоистично заявить о себе, реализовать незадействованную прежде и находящуюся в переизбытке у молодых людей энергию. Да и потом – за это вот простое «показать себя» и платили нехило разномастные доброхоты. Марине, как и её мужу Алексею Анатольевичу, просто было врать о своих якобы благих намерениях, покуда на них белая ленточка была нацеплена. Известно ведь, что белая ленточка на груди, что волшебная шапочка – всякую ложь невидимой делает… Марина не могла понять, почему она не могла никак соврать, покуда смотрели на неё голубые, с рыжцой, с морщинками вокруг ввиду усталости, глаза Михаила Романовича.

Марина сказала ему в ответ:

– Не знаю почему.

– Не знаете вы, не знаете! В том-то и дело, что не знаете, что стыдно сказать, а ещё стыднее признаться самим себе, в чём же дело, – с экспрессией проговорил Михаил Романович, жадно ухватившись за Маринин ответ.

– Наверное… – сказала Марина, уставшая после перелёта, болтанки в воздухе ввиду непогоды, уставшая так же и от разговора. Казалось, девушка была готова согласиться с любым словом полицейского. Причиной тому было ещё и особое обаяние Михаила Романовича.

– Скажите мне, Марина, честно – не к ещё большей ли сытости вы стремитесь своим протестом? Хотите лишь того, чтобы именно вам ещё лучше жилось?

– Не вижу в этом ничего дурного… Наверное, так оно и есть, – отвечала Марина как бы в раздумьях и в замешательстве, не понимая, к чему идёт разговор.