Вера Гривина - Азалия

– Здесь записаны мои обязательства перед будущей женой. Они скреплены печатью графа Гислоберта.

– Похвальная предусмотрительность, – обрадовался брат Тибо.

Развернув пергамент, он восхищенно прищелкнул языком.

– Какой замечательный почерк! В нашей обители никто из братьев не умеет так красиво писать!

Сам Тибо выучился грамоте только тогда, когда стал монахом, и все еще испытывал трудности при чтении. Поэтому хороший почерк производил на него приятное впечатление.

– Это писал Вадим, – пояснил Бертран. – Он ценный слуга, и мне будет жаль с ним расставаться.

– Зачем же мессиру с ним расставаться? – удивилась Жаветта.

– Вадим – чужеземец. Он скоро покинет Русильон.

Последние слова гостя странным образом подействовали на Азалию: ей вдруг стало грустно.

– К сожалению, мне пора, – сказал Бертран, поднимаясь из-за стола.

Жаветта, брат Тибо и Азалия вышли его проводить. Девушка удивлялась тому, что гость по-прежнему словно не замечает ее.

«Бертран хочет взять меня в жены, но даже не попытается перемолвиться со мной хотя бы парой слов».

Уже взобравшись в седло, он наконец обратился к ней:

– Если Господу будет угодно нас соединить, обещаю стать тебе хорошим мужем.

Не найдя, что ему ответить, она опустила глаза.

Как только Рубо закрыл ворота, Жаветта немедля отослала внучку кормить скотину и птицу. Обычно Азалия тратила на это занятие немало времени: она, любя домашнюю животину, кого-то гладила, кого-то ласково трепала, а с км-то даже и разговаривала. Четвероногие друзья девушки внимательно прислушивались к ней, и она не сомневалась в том, что они ее понимают. Но сегодня ей было не до них. Высыпав корм птицам, дав овса лошадям и бросив сено корове, Азалия почти бегом направилась в дом, но у крыльца ее остановила Клодина.

– Погоди! Тебе велено погулять, пока они беседуют.

Было легко догадаться, что Жаветта и брат Тибо обсуждают будущее Азалии. Ее сердце гулко забилось, ибо только теперь она по-настоящему осознала, что произошло. Ожидаемое ею чудо сбывалось: отважный, благородный воин хочет взять ее в жены. Правда, он далеко не юн, но ведь в сказках никогда не говорится о точном возрасте героя. А во всем остальном Бертран вполне соответствовал придуманному Азалией образу ее возлюбленного и мужа.

«Пусть мессир Бертран и не молод, зато он благородного происхождения, честен и хорош собой. Но самое главное – он верит в невиновность моих родителей. Только бы бабушка и дядя не отказались от дарованной мне Небесами милости».

Взволнованная девушка принялась ходить по двору, шепча под нос молитвы. С замиранием сердца она ждала окончания беседы родственников, желая только одного – чтобы они не отвергли предложение Бертрана.

Наконец на крыльце вновь появилась Клодина.

– Азалия! – позвала она.

Девушка опрометью бросилась к ней, крича на бегу:

– Ну, что! Меня зовут? Зовут?

– Да, зовут.

Азалия влетела в коридор и, запыхавшись остановилась у двери комнаты, чтобы перевести дух.

– Что же тебя, матушка, так смущает! – донесся до нее голос дяди. – Неужели возраст жениха?

– Его возраст меня как раз меньше всего беспокоит, – ответила Жаветта. – Хотя, конечно, хотелось бы знать, с чем останется моя внучка, если вдруг овдовеет.

– В единственной записи, которую я успел прочесть на пергаменте как раз и указано, какие пожалования получит Азалия от графа Гислаберта, если потеряет мужа. Поверь, ей не грозит нищенское существование.

– Это хорошо. Мессир Бертран достоин хвалы за свою предусмотрительность.

– Однако, матушка, он тебе чем-то не нравится. Объясни, почему ты не желаешь отдать за него Азалию.

– Даже и не знаю, – вздохнула Жаветта. – Мессир Бертран вроде бы замечательный человек, а что-то меня в нем настораживает. К кому у меня лежит сердце, так это к слуге Бертрана, Вадиму. За него я отдала бы внучку без колебаний.

Азалия вздрогнула, и у нее загорелись щеки.

«Бабушка как будто околдована Вадимом. Ей никто не нравился так, как он. Может, всему виной его снадобье? Все-таки неспроста лекарей считают магами».

Брат Тибо тоже удивился заявлению матери:

– За слугу Бертрана? Что за странный выбор?

Азалия почувствовала укол совести.

«Нехорошо подслушивать, прости меня, Господь».

Сделав поглубже вдох, она толкнула дверь. Скрип петель получился таким громким, что бабушка и дядя испуганно обернулись.

– Вы звали меня? – смущенно спросила девушка.

– Звали, – ответила Жаветта печальным голосом.

У Азалии упало сердце.

«Господи! Неужели бабушка хочет отказать мессиру Бертрану? Если это так, я умолю ее поменять решение!»

– Ответь, дорогая, – ласково обратился к племяннице брат Тибо, – ты хочешь выйти за Бертрана?

– Очень хочу! – призналась она, и ее щеки запылали еще пуще.

– Значит, такова Божья воля, – сухо заключила Жаветта.

Внучка бросилась ей на шею.

– Спасибо, бабушка! Бог возблагодарит тебя за твою доброту.

– Я счастлива, дорогая моя, что угодила тебе, – растрогалась Жаветта. – Да будут милостивы к тебе Небеса!

Брату Тибо было пора возвращаться в аббатство.

– Я провожу тебя, дядюшка, – предложила Азалия.

Когда они вышли за ворота, монах сказал:

– Я давно догадывался, моя девочка, что участь Христовой невесты тебя, увы, не прельщает. Но что было делать? Деваться тебе было некуда, кроме святой обители.

– Я просила у Господа мужа, – призналась Азалия.

– И твои молитвы услышаны. Ты станешь женой весьма достойного человека.

Девушка не смогла сдержать улыбки.

– Значит, мессир Бертран тебе нравится?

– Мне он показался рассудительным человеком. Я надеюсь, ты будешь с ним счастлива.

– А я в этом уверена! – воскликнула Азалия.

Брат Тибо нежно обнял племянницу за плечи.

– Бог тебя не оставит, девочка.

Эта ласка так тронула душу Азалии, что она решилась задать дяде давно мучавший ее вопрос:

– Признайся, дядюшка, ты ведь не одобрял моих родителей?

– Зачем об этом вспоминать? – проворчал Тибо, нахмурившись.

Азалии стало обидно. Почему с ней никогда не желают говорить о чем-то серьезном? В конце концов, она уже взрослая и даже собирается выйти замуж.

– И все же, дядюшка? – настаивала Азалия.

Немного помявшись, брат Тибо признался:

– Да, ты права: я их не одобрял.

– Почему?

– Я считал их поступки безрассудными.

– Почему? – опять спросила Азалия.

– Господь не хотел, чтобы Готье и Люция были вместе. Нельзя поступать вопреки Божьей воле.

– Откуда ты знаешь, чего хотел Господь? – удивилась девушка.

– Слишком много было у твоих родителей препятствий для воссоединения, чтобы не узреть в них волю Божью.