Андрей Дорофеев - Хроники психотерапевтического кабинета

– Ладно… Возможно, тебе стоило сказать, когда ты был еще маленький… Ты понимаешь, – начала она сбивчиво, привстав на кровати и задумавшись, – ты знаешь, как ребенку трудно сказать кое-что из семейной жизни, и каково матери выставлять себя ребенку в столь… поганом свете. Но, видимо, настало время сказать.

– Понимаешь… Ванюша, извини меня, грешную, но… твой отец – на самом деле не твой отец.

Иван догадывался об этом. В группах крови матери, отца и самого Ивана Васильевича, когда он случайно посмотрел на какие-то медицинские документы, было что-то несовместимое. Иван хотел расспросить маму об этом, но руки не дошли, и годы назад это безвозвратно забылось за неактуальностью и грузом совершенно иных жизненных проблем. Но призраки прошлого восставали из склепов, гремя ржавыми цепями.

– Когда мы были уже знакомы с твоим папой, то есть ненастоящим папой, Василием Ильичем, царствие ему небесное, я поехала по молодежной путевке в Югославию. Походив там по знаменитым пещерам и случайно отбившись от группы, я переночевала в деревеньке из десяти дворов, у одного одинокого югослава. Мужчина он был хоть куда, девушкой я была бедовой, и тогда-то все и случилось.

Этого бородатого мужчину я покинула ранним утром, когда меня нашла местная милиция и любезно довезла на советском УАЗике до заплаканного, кусавшего локти экскурсовода. Больше мы никогда с этим мужчиной не виделись, не переписывались и не разговаривали. Да не очень-то и хотелось. Кто он мне… Через месяц я вышла замуж за твоего псевдоотца, а бабушка твоя… Она хотела, чтоб я тебе все рассказала. А я ей пригрозила, сказала, что если она тебе расскажет, я всю шкуру спущу и со внуком видеться не дам. Судя по всему, она и не рассказала.

Вдруг на лице матери появилась слабая улыбка.

– Словно камень с души спал!.. Ванюша, подумать только, я носила эту тайну в себе все эти годы!

Внутри Ивана Васильевича, за легкой, едва заметной улыбкой, взрывался и неистовствовал салют радости! Он добился своего! Он сделал это! Он победил болонку, сидящую внутри льва! Теперь жизнь – впереди, а не позади. И осталось только разобраться с наследством.

– Мамуль, ты лучшая мама на свете! – подошел он к матери и обнял ее. – Теперь все будет хорошо. Мне тоже стало гораздо легче. У меня к тебе одна просьба. Там надо поставить несколько подписей на наследстве бабушки, Дмитрий Петрович еще в городе, ждет.

Этими словами Иван Васильевич включил тумблер запуска боеголовок.

Лицо матери мгновенно изменилось – пошло красно-белыми пятнами, руки затряслись, рот оскалился, обнажив желтоватые с пломбами зубы.

– Да, поссорить меня с сестрой решила! Ничего, ничего не буду подписывать, пусть черти ее по небесному Суду затаскают! Лучше бы не смеялась, а просто написала, что все отдаю любимой Леночке, а Ираида пускай идет к чертям собачьим! Но нет же – надо было и после смерти нагадить в душу!

«Та-ак…» – подумал Иван Васильевич, бессильно опускаясь в кресло. – «Тут есть что-то еще». Но апатия прошла через секунду.

– Мама, мы продолжим с тобой наш милый разговор. Что еще ты плохого сделала бабушке?

– Изверг ты, вот ты кто! – вскричала вдруг мать на него, – Что ты еще от меня хочешь?! Я тебе искренне, честно, от души призналась, не думая о последствиях и предательстве, а ты хватаешь меня за самое больное место! Что ты хочешь? Я все сказала! Я не помню больше ничего! Не помню, понятно? Что, по-твоему, еще могло быть? Не было больше ничего! Не помню! Отст…

– Что ты сделала?

Вдруг мама мгновенно, без предупреждения замолчала. Рот ее округлился, в глазах, смотрящих куда-то внутрь, засветилось удивление. Она медленно присела на кровать, прикрыла рот ладошкой, посмотрела на сына и вдруг тихо, сама с собой засмеялась. Не зло, не ядовито, а смущенно, словно девчонка, которой красивый мальчик предложил поцеловаться. Иван Васильевич не знал, что и сказать.

– Я вспомнила!.. – сказала она через полминуты, явно удивляясь этому обстоятельству не меньше Ивана Васильевича.

– Очень хорошо, мамочка! Что вспомнила-то?

– Что? Не скажу! – и она снова захихикала, закрыв рот ладошкой и задорно сверкнув глазами. – Не скажу, даже не проси!

Ивану Васильевичу уже стало интересно.

– Ну, давай же, мама, – весело он подошел к ней и сел рядом, улыбаясь, – я же ради этого тебя и спрашивал. Что ты вспомнила?

– Нет, нет, даже речь не веди! – мама хихикала. – Не расскажу, и все тут!

Оба прекрасно знали, что расскажет.

После пяти минут мягких подталкиваний сына мама рассказала совсем не смешную историю.

После истории с югославом мама, девушка честная и совестливая, призналась маме и мужу о содеянном. Ираида хотела сделать аборт. Муж и мама, потрясенные, но простившие дочку, были против. И на время переубедили. В течение пяти месяцев маленький Ванюша рос-подрастал в округлившемся животике, и счастливые бабушка и муж, уже давно забывшие все огрехи мамули, ходили вокруг беременной кругами, пытаясь угодить во всех мелочах.

Однажды темной ночью словно дьявол вошел в разум Ираиды. Она встала, на цыпочках прокралась по поскрипывающим половицам в ванную, по пути схватив с журнального столика спицы. Включила свет, села на край ванны, спустив ноги внутрь, включила воду и стала аккуратно погружать спицы в матку. Оттуда потекла какая-то мутная водица, смешанная со сгустками крови.

Бог отвел беду. Через минуту в незакрытую дочкой дверцу вошла разбуженная мать и закричала. Ираида, сидевшая на дне ванны и истекавшая маточной кровью и кровью того, кто внутри, тяжело встала и прохрипела:

– Не трожь! Я его породила, я его и убью! Не подходи!

Илиона Пафнутиевна, без ума от потрясения, вошла в ванну и попыталась схватить дочь за руки, поднять ее, но Ираида оттолкнула мать, застонала, оперлась окровавленными руками о край ванны и привстала.

– Не трогай меня! – закричала она еще раз страшным, чужим голосом, но мать продолжала, тихонько скуля, пытаться схватить дочь за руки. И тогда Ираида в беспамятстве взмахнула рукой, в которой блеснули острые стальные спицы, и несколько раз с силой ударила мать, не целясь. В первый раз спицы попали матери в грудь, немного повыше сердца, второй раз прочертили рваную полосу по коже в районе левого виска. Затем, когда Илиона Пафнутиевна постаралась защититься, дочь три раза ударила ее в руку, закрывающую лицо.

Тут снова закричала Илиона Пафнутиевна. Проснувшийся во время этой короткой схватки муж прибежал в ванну, вырвал спицы из рук Ираиды, вытащил мать из ванны. Ираида качнулась, из последних сил удержалась, но потом все равно мешком свалилась на пол, подскользнувшись на почти черной загустевающей крови, и потеряла сознание.

Скорая приехала через двадцать минут и забрала Ираиду. Мать, спрятавшись от врачей в соседней комнате, в больницу ехать отказалась. Раны ее были болезненные, но неопасные для жизни – важные органы и артерии задеты не были. Однако и они были делом подсудным. Не желая дочери мер со стороны правоохранительных органов, она сама, пока сын разбирался с врачами, наложила себе чистые повязки на сочащиеся и саднящие раны.