Сергей Осмоловский - Чао, Феликс Вивас

– Не слишком ли много лирики, Ром? У нас тендер на носу. Тендер всей жизни! Ты ещё помнишь, зачем в Италию едешь? А я вот не забыл! Моя голова сейчас занята только этим!

– И плохо! И сейчас и потом – голова всегда должна быть занята одним и тем же – шерше ля фамм! Ибо, как поётся, «Ноу вуман – ноу драйв». Нет женщины – нет мотивации. Без женщины и работать трудно. Без женщины мужчина вообще – распадается.

Роман уселся внутрь. Герман, оценив вольное обращение друга с текстом песни Боба Марли «No Woman, No Cry», тоже залез в салон…

По трассе на больших оборотах крутились колёса красненького немецкого «универсала». Внутри, неотрывно глядя на дорогу, держала на руле обе руки София, пристёгнутая ремнём безопасности. Она кое-что знала о планах Германа и ехала в аэропорт, в надежде нагнать его там. Надежду подкрепляла всё та же «Felicità», которая популярно объясняла, что всем непременно будет счастье. София верила и танцевала, слегка покачиваясь в такт, а на левой руке поблёскивали часы, оставленные рыцарем в Милане.

Следом за ней давил на газ кожаный ботинок Игоря. Трейдер был очень напряжён, ремень безопасности отсутствовал, музыка молчала, лишь сверкала золотом подкова на панели.

Под задорные звуки «Феличиты» София проскочила на светофоре – так, что сразу за ней началось поперечное движение. Проводив опасность в зеркало, София снова начала двигать под музыку плечами. Игорь же проскочить не успел – он встрял на светофоре, рассерженно отыгрываясь на руле, а с боков его обступили фуры, и в отсутствие музыки его салон наполнился нестройным громыханием тяжёлых моторов.

«Felicità» не смолкала даже в аэропорту! Теперь она, жизнерадостная, вела Софию, потерявшуюся в огромном зале среди толп людей, регистрационных стоек, указателей, мониторов с расписанием, рекламы. Как найти Германа? А ей срочно надо было его найти!.. Благо сбоку оказалась стойка Информации, за которой всегда готовы дать справку сотрудницы авиакомпании в серых костюмах, цветных платочках на шее и с белыми бейджами на груди.

Подавшись корпусом, София вняла указаниям одной из них и, оттолкнувшись от стойки, как от бортика, поспешила сделать всё так, как ей рекомендовали. А ей рекомендовали полететь через зал, маневрируя между пассажирами, и достигнуть нужной стойки регистрации, если она ещё не завершена. Но ей ничего не сказали, что делать, если регистрация уже завершилась. С умоляющим лицом София обратилась к проходящему мимо сотруднику аэропорта, но тот лишь отрицательно помотал головой. Обратилась к другому – тот пожал плечами. София раздосадовалась и, повесив голову, ушла… Но феличита же не обманет! Ей надо было всего несколько секунд подождать, и она увидела бы, как с другой стороны в зону вошли Герман, Роман и Юля. Они опоздали на регистрацию и теперь семенили группой за Стюардессой, которая важной курочкой вела «цыплят» быстрым шагом к стойке, отчитывая их через плечо и на ходу просматривая документы.

Торопливая София грустила на руле в салоне своей машины и перебирала в пальцах часы, оставшиеся ей на долгую память. Феличита умолкла – было не до феличиты. Но понимала ли она, что на этом не нужно сдаваться? Я всегда говорю, случай бывает двух типов: простой и разборчивый. Простой навязывается сам, а разборчивый требует фантазии, импровизации, спонтанных усилий. Да – сложно, да – не для вялых, но если получится, награда бывает куда более щедрой!..

София поднялась, выдохнула с тяжёлой досадой, завела машину, включила поворотник, и тут же получила удар машиной сзади. Софию по инерции отбросило немного вперёд, она оглянулась и озверела:

– Ma che cazzo!!! Madonna, dammi la forza! 23 23 Вот ведь срань! Матерь божья, дай мне сил! (ит.)

Взгляд Софии едва дырку не прожёг в заднем стекле, и смертоносные лучи его чуть не пронзили насквозь наглеца, который с нелепым, извиняющимся выражением лица салютовал ей через стекло. Это, конечно же, был Игорь.

Разъярённая, как львица, София вышла из своей машины с неумолимым намерением хищницы разорвать суслика в клочья.

Суслик же притих, как куропатка. Не вставал, не дышал, одну руку держал на руле, а другой щёлкал блокировкой замка дверей – и замок то закрывался, то открывался снова. Львица подошла и с силой дёрнула дверную ручку:

– Увидимся в суде! – И с силой же захлопнула, но, сделав лишь два шага, вернулась и дёрнула дверь снова: – И никаких борщей!

Дверь снова хлопнула, будто граната взорвалась. От удара золотая подкова сорвалась и, держась на одном гвоздике, перевернулась «хвостами» вниз, которые помаячили туда-сюда по инерции и через пару секунд повисли тоскливо, как жёлтые сопли. Игорь вжался в кресло. По до противности чётко выстриженному виску прокладывала путь к подбородку толстобрюхая капелька пота.

– Уф, ну что ж – хотя бы в суде…

Роман был занят регистрацией на рейс, Юля – с ним. Чуть в отдалении притоптывал и тихо подпевал сам себе Герман:

– Felicità è tenersi per mano, andare lontano. La felicità 24 24 Слова из песни «Felicità». …

Он не заметил, как со спину к нему зашла ОТПУСКНИЦА – дева без определённого возраста с высветленными волосами, развязно жующая жвачку.

– Простите, но, вообще-то, я здесь стояла, – предъявила она с вызовом.

Герман сдвинулся и пригласил, не переходя на русский:

– Certo! Pure. 25 25 Конечно, прошу вас. (ит.)

У Отпускницы «замкнуло». Она растерялась. Центр тяжести ухнул в целлюлитные булки. Она присела и так, на полусогнутых, убежала с визгом:

– Ааааа-аааа!..

Там Роман, Герман и Юля дружно рассматривали отметку о регистрации на путевом билете, а здесь тяжело дышала с перепугу Пергидрольная отпускница:

– О, мать моя господи – он же итальянец!..

Сбоку к ней, оглядываясь на группу наших друзей, подошла подруга – такая же, но с ребёнком на руках, тёмными волосами и наращенными ресницами и ногтями.

– Ты чё орёшь-то, мать? Заболела?

Пергидрольщица отупела:

– Он итальянец…

– Кто? – засомневалась подруга. – Да ладно! А ты чё?

– А я – как дура!

– Ну дык, а я те о чём? Ты, мать, куда суёшься-то? Не видишь – Италия! А нас Турляндия ждёт, оллынклюзив!

Отдавшись ступору, Пергидрольщица ушла куда-то в мечты:

– Мне так турки-то не очень нравятся. Вот с итальянцем я была бы согласна…

Наклонившись к зеркалу на стене, красила губы красной помадой красивая брюнетка тридцати восьми лет, следов которых никто из нас ни за что не обнаружил бы ни на её моложавом лице, ни в её крайне подтянутой женственной фигуре с выраженными достоинствами возраста «в самом соку». Большие чёрные глаза, чётко очерченный подбородок и натуральные брови, заломленные углом рокового взгляда. Она была одета в тёмную, облегающую водолазку, а на руку был надет массивный серебряный браслет – простой, но стильный, ярко контрастирующий с загаром её кожи. ПОЛИНА! Как долго я ждал её появления в этом рассказе! Вспоминаю, и глаза сами собой закрываются от эстетического блаженства… Помню, в тот день её бёдра были обтянуты зауженной юбкой средней длины. А по бёдрам по-хозяйски ходили мужские руки.