Сергей Осмоловский - Чао, Феликс Вивас

– Феличита! Феличита! – подпевала она и беззаботно вертелась, расправляя плечики и спинку. Вдруг застёжка лифчика лопнула, и тот со свистом слетел с её груди. От неожиданности София впала в лёгкий ступор. – Пицца! – с досадой заметила она и закричала: – Мам, я пирог не бу..! – От напряжения раздался треск и свист. София ощупала попу – это лопнули и слетели трусики: – Паста…

В лёгком сарафанчике с открытой спиной София спускалась на первый этаж. На нижних ступеньках она сбавила шаг, заметив, что на столе, помимо вазы с фруктами, стояла теперь и ваза с большим букетом роз, а под его тенью – пирог, в котором не доставало большого куска, и ключи от машины.

София сверлила глазами Игоря, присевшего поодаль с куском пирога на тарелке. При её появлении он ободрился, на лице его возникла хоть и неловкая, но всё же улыбка. Мама всё пыталась поймать взгляд дочери, чтобы намекнуть уделить ему внимание, но София никак не реагировала на эти дипломатические потуги и только уничтожала виноград челюстями, а Игоря – глазами.

– Что ж купальник не надела? – сделала Мама попытку начать разговор, подмигнув в сторону гостя.

– А я передумала купаться. В душ схожу, – раздавила виноградину София.

– Угу, – улыбнулась Мама, – на фруктики уже перешла.

Она ещё настойчивей «толкнула» Софию взглядом к Игорю, и та действительно направилась к нему:

– Ну, пирог же твой всё равно не пропадает.

При приближении леди Игорь, как джентльмен, поднялся с дивана. Но ему было неловко встречать её с тарелкой в руках, и он та и мялся, как дрессированный медведь, пока София сама не подошла и не взяла его за локоть:

– Сонечка, я… – мяукнул он.

– Я всё понимаю, – отрезала София, развернула Игоря и подтолкнула к выходу.

– Соня, я..!

– Всё понимаю.

– Ну секунду же, пожалуйста!

– Давай, Игорёк, давай – дома доешь.

Игорь сопротивлялся слабо и через секунду оказался по ту сторону двери. Дверь захлопнулась, и стоя на крыльце, он пространно откусил от пирога, пожевал немного, затем, будто опомнившись, развернулся к двери и начал в неё колотить:

– Сонька, ну прости же ты меня! Я всё для тебя сделаю, всё! Я землю для тебя жрать буду, клянусь! – Игорь обратил внимание, что «жрёт» он совсем не то, что «жрать» пообещал, но, дожевав, продолжил: – Я машину тебе новую куплю – хочешь?!..

Внезапно дверь открылась, на лице Игоря возникла радость, и прямо в эту радость, как банный веник о чресла, шлёпнулся о лицо мокрый букет. Дверь захлопнулась снова. Игорь остался один, в цветах, отплёвываясь и на вытянутой руке держа тарелку с пирогом.

А по другую сторону стояла София и держала дверь, подперев её спинкой. Мама же застыла у окна с зажжённой сигаретой. Она нервничала: и Игоря ей было жалко, и непонятно было, почему София так с ним жёстока.

Убедившись, что никто больше не выламывает дверь, София направилась к лестнице и разогнала сигаретный дым у своего лица:

– Может, на улице будешь курить?

Мама ответила с вызовом:

– А я вообще не курю, знаешь ли!

София затылком почуяла этот материнский взгляд, требующий объяснений. Она обернулась.

– Мама! Сколько можно?! Он меня предал! Всё, баста!..

Сколь бы София ни строила из себя взрослую девочку, которая вправе сама решать за себя и за всех, кто от неё зависит, но всё же с матерью ей пришлось объясниться. Этот разговор лишь стоило начать, и уже через пять минут она не могла остановить поток откровения к самому близкому человеку на свете. Мама и дочка сидели за столом лицом к лицу, руки были сложены на столе.

– Я знаю, – продолжала София, – нужно хитрить с молодыми людьми, играть с их чувствами, отвечать коротким «ну-ну», чтобы заставить их нервничать. Но я ничего этого делать не умею: манипулировать, провоцировать, просчитывать шаги. Я сама даю телефон и жду, жду, а потом всё равно сама звоню первой… Я мазохист, мам, да? – Мама накрыла ладони дочери своими. – Я смеюсь, когда мне весело, а если больно – плачу. И я никогда не думала, что так нельзя. Я думала, что мой человек полюбит меня такой, какая я есть, а не тот образ, который другая на моём месте выстроила бы с помощью показного равнодушия или других хитроумных средств маскировки.

София всхлипнула, посмотрела в окно – там ветер качался на кронах деревьев. Мама протянула к её лицу ласковые руки, погладила нежно и утёрла ей слёзки. София открылась материнской руке, поластилась слегка щёчкой о родную ладонь, подняла на Маму блестящие грустью глаза, и тут Елена, словно фокусник, лёгким движением пальцев достала из-за уха дочери лепесток розы, застрявший в волосах. Это немного развеселило Софию, уголки её губ приподнялись:

– А пёрышко синей птицы удачи вот так же сможешь достать?..

Тем временем Игорь сидел в машине напротив золотой подковы и хлёстко, будто прибивал комаров, снимал с лица приставшие лепестки роз, шмыгая носом…

Всхлипывала и София: она стояла у окна и смотрела в колышущиеся зелёные дали. Мама была здесь же, за столом, и с грустной беспомощностью слушала исповедь дочери.

– Марио, конечно, хорош, чертёнок. И слова горазд красивые говорить. Только все его слова надо на сто двадцать четыре делить, чтобы в остатке понять, на что же он действительно способен. Ты правильно заметила: до сих пор ни смс-очки, как я долетела.

Осипшим от долгого молчания голосом Мама спросила:

– А он знает? Марио.

– О чём? – не поняла София.

Вместо ответа Мама деликатно кивнула Софии на живот.

– А, ты об этом. Знает, конечно. Я не могла не сказать.

– И что он?

– Да что – он!.. – пожаловалась София. – Он итальянец, мам – он утром глаза не успеет открыть, а уже смеётся! И так до ночи. С ним весело, конечно, но пойди разбери, о чём он думает: важно это для него это или нет.

– А Игорь?

София вскипела:

– Ещё чего не хватало! Мам, ни в коем случае! Никто об этом не должен знать! Никто, ты меня слышишь? Не хочу всех этих пересудов. Его семейка – да она же меня потом выполощет: как это их драгоценный сынок да с бездетной связался!..

– Мне кажется, ты слишком плохо думаешь о людях, – вздохнула Мама.

София сдвинула брови.

– Нет, мама, я знаю, о чём говорю! – София кивнула на дверь. – Он с дружками меня хотел в авантюру втянуть, денег просил, а я отказалась. Дурно пахло их дельце. Так они на меня налетели, что только ни говорили, чуть руками не приложились, угрожали, чтобы в милицию не обращалась, а он даже не заступился! Я его от тюрьмы спасла, а он… даже не заступился… – София подняла голову: – О, Мадонна!

Её как будто озарило. Быстрыми движениями она вытерла глаза и носик. Мама тоже распрямилась.

– Что такое?

– Заступился!.. – воскликнула София. – Мама, это же был он !

Елена не понимала: