Антон Самсонов - Курятник

Для Андрея же этот разворот привел к тому, что вся его взрослость и серьезность стала лишь маской, которая прикрывала переполненный мелкими комплексами характер. Те же самые жизненно важные банальности. По этой причине, получивший чисто женское воспитание Андрей, не признавался никому из родных о своей личной жизни…

– Тебя, наверное, только дома так хорошо и кормят, – заметила Инна Васильевна, наблюдая за тем, как Андрей уплетает ее стряпню. Но сын предпочел промолчать. Потому что Арсений готовил очень хорошо. Благодаря этому за четыре года Андрей сам разучился готовить (хотя на самом деле и не умел вовсе) и здорово прибавил в весе, уйдя от своих стандартных девяносто килограммов до внушительных ста тринадцати. Арсений считал, что расстраиваться этому смысла нет, так как Андрею было далеко до массы как родителей, так и старшего брата.

Стоит заметить, что бегство отца от матери не было последним аккордом всей этой семейной трагедии. Спустя семь лет, когда Андрею уже стукнуло тринадцать, отец вернулся в семью. Поскольку Инна Васильевна, судя по всему, в свое время пережила операцию по удалению гордости без обезболивания, она приняла блудного мужа, который к тому моменту уже не был нужен взрослым сыновьям. Старший давно жил своей жизнью, а у младшего была своя и, кроме матери, для него не существовало достойного авторитета… Таким образом от отцовской ответственности он был избавлен на сто процентов, чего, собственно, и добивался своим исчезновением на столь внушительный срок. Короче говоря, все остались довольны. Отца Андрей не воспринимал в принципе, кроме того он уже обнаружил у себя склонность к тому, что ему был больше интересны лица его собственного пола. Но рассказывать об этом он не торопился.

– Смотри, – сказала Инна, кивнув на работающий телевизор, – снова президентского сына показывают.

– Ну ведь это такое событие, – пробормотал Андрей, которому все эти перипетии были искренне неинтересны, так как он даже не подозревал, что в недалеком будущем он столкнется с его героями лицом к лицу, – вот и кричат о нем на всех телеканалах.

– Теперь я понимаю, почему мне казалось странным, что Максим Волков так не похож на своего отца.

– Если детей действительно в роддоме перепутали, – развел руками Андрей, – что тут поделаешь? Вспомни в какой стране живешь и не удивляйся.

– А мальчишка рос в детском доме, бедняжка…

Упоминание о детском доме заставило сердце Андрея на секунду замереть. Любое напоминание об Арсении, которого он любил, но ни разу ему этого не сказал, заставляло почувствовать его в неудобном положении. И это неудобство быстро распространялось по всему телу и вызывало дикое раздражение. Зачем только мать опять этот детский дом вспомнила, как назло. Совесть начинала грызть Андрея каждый раз, когда он понимал, что врет Арсению. А делал он это часто. Тут мать резко сменила тему, чем только повысила раздражение Андрея:

– Андрюш, когда же тебе надоест эта холостяцкая жизнь. Тебе нужна девушка, которая бы о тебе заботилась… Родила бы тебе детей. А мне внуков.

– Тебе мало троих? – раздраженно бросил Андрей.

– Мне – да. Я хочу, чтобы у тебя были дети, чтобы о тебе беспокоились… А то живешь между своей кушеткой и работой. И даже обнять тебе ночью некого.

Вот тут мать ошибалась, потому что Андрею всегда вечером предлагался готовый ужин, и дома его действительно ждали. И эта тема перекручивала уже закипевшее раздражение в открытое недовольство. В такие моменты Андрея посещали мысли, что все это следует прекратить. Хотя он прекрасно понимал, что уничтожит этим Арсения разом.

– Мама, – спокойно сказал Андрей, осторожно подбирая слова, – мне не сорок лет, чтобы об этом беспокоиться. Я не хочу всю жизнь снимать квартиру. Мне нужна своя…

– Но ты все равно не сможешь накопить на квартиру, жилье в нашем городе слишком дорогое…

– Мама, я тебя очень прошу, – ответил Андрей, – не порти мне завтрак этой бытовухой. Сначала мне нужно встать на ноги, обзавестись своим жильем и тогда уже думать о семье…

Разговор мог продолжаться и еще, если бы в развитие событий не вмешался смартфон Андрея, который зазвонил на весь коридор. Он выскочил из кухни, ответил на звонок, а вернувшись провозгласил:

– Вот, мне уже надо бежать. Дело почти что государственной важности.

Инна Васильевна погрустнела, и ее можно было понять. Да, она жила не одна, муж больше не покидал ее, но это были уже не те отношения, что до его бегства почти двадцатилетней давности. Не понимая, что у младшего сына есть своя жизнь, она активно пыталась подтянуть его поближе к себе, чтобы он постоянно был рядом.

Андрей закончил завтрак, чмокнул мать в щечку и удалился. Инна Васильевна осталась на кухне наедине со своим одиночеством. Вскоре, услышав, как хлопнула входная дверь, она тяжело вздохнула и отправилась мыть посуду. Это было занятие, которое отлично отвлекало от нехороших мыслей и переключало. Так эта несчастная женщина и жила все эти годы, спасая себя исключительно переключением от своих внутренних неприятностей, на что-то стороннее. Самообман длиной в целую жизнь.

Вода медленно струилась из крана медленно смывая с тарелки остатки пищи. Мыльная пена окутывала ее руки и играла на солнце обертонами цвета. А по щекам старой женщины катились слезы, и она не могла объяснить их происхождения. Скорее всего, это ее душа оплакивала проигранную вчистую жизнь. Да, она вытянула в одиночку двух сыновей, да, у них в жизни все хорошо, да, есть внуки. Но внутри у Инны Васильевны была дикая и непередаваемая пустота. И она прятала ее ото всех – начиная от детей и мужа, заканчивая любопытными кумушками на работе. А слезы продолжали подобно ягодам скатываться с ее лица и падать туда, где объятые мыльной пеной руки отмывали от тарелки то, что не доел любимый сынок. Который любил свою мать настолько, что даже не решался признаться, что уже четыре года у него есть семья, что его ждут и любят…

Однако, у Андрея в тот день были совершенно другие заботы. Проделав часовой путь в электричке, он вышел на вокзале и отправился к одной из гостиниц Гостиного Двора. Это была еще одна сторона его личной жизни, о которой не подозревал даже Арсений. Иногда Ефремову хотелось экстрима, возможности выпустить все накопившееся за день недовольство, усталость от ответственности, которую приходилось нести за дом, в котором он жил. И все это уже давно его изрядно утомило.

Придерживая коричневую сумку на плече, он вошел в ультрасовременное здание из стекла и бетона, подошел к стойке администрации и спросил:

– 208-й, пожалуйста.

– Его уже взяли, – прощебетала девушка, – вас уже ждут.

– Отлично, – сказал он и прошел к лифту.