Михаил Поляков - Грудинин

– Если бы так всё было, камня на камне не осталось бы от человечества, – сказал Саша, отвернувшись в сторону, чтобы не видеть самодовольного выражения лица Грудинина.

– Да какого там камня на камне. На этом как раз всё и держится. Оглянись вокруг. Вот ноутбук у меня… – он хлопнул по крышке лежащего на столе компьютера. – А откуда появился он? Что? Инопланетяне привезли его? Одна компания что-то сделала, другая сделала лучше и задушила предыдущую, ещё одна ещё что-то новое выпустила. А знаешь когда больше всего изобретений делается? Знаешь? Ну что молчишь? А я скажу тебе: во время войн. Первые автоматические коробки передач появились на танках, первые компьютеры разрабатывались для запуска ракет, первые спутники, сотовые системы – всё это было для военных целей. Даже вон – интернет – и тот как военный проект начинался. Естественный отбор как раз и порождает всё вокруг.

– И это оправдывает то, как ты с девушкой поступил?

– Вполне себе оправдывает.

Саша быстро замигал глазами, видимо, придумывая и не находя что ответить. Затем медленно встал и сверху вниз холодным блестящим взглядом посмотрел на Грудинина.

– Ладно, я вижу спорить с тобой – бесполезно, – сказал он глухим голосом. – В общем так. Заявление моё у тебя лежит. Если выполнишь обещание, которое дал девушке, я остаюсь. Нет – ухожу. Ну?

Грудинин молчал, наблюдая за тем как Саша медленно поднимает свою сумку, стоявшую у ножки стула, и накидывает на плечо широкий кожаный ремень. Секунду, в нём, казалось, боролись сомнения, что-то беспокойное появилось на его лице и пальцы левой руки, лежавшей на столе, нервно вздрогнули. Но он быстро успокоился, и как бы для того, чтобы сдержать невольные движения рук, выдающие его волнение, сложил их на груди и, твёрдо сжав свои тонкие губы, отвернулся в сторону. Саша в последний раз посмотрел на него и, резко развернувшись, пошёл из кабинета.

Услышав стук захлопнувшейся за молодым человеком двери, Грудинин резко выдохнул сдерживаемый в груди воздух и, взяв со стола бокал с остатками спиртного, быстро, не почувствовав вкуса, проглотил его содержимое.

Эта сцена раздражила его своей резкостью и раздосадовала теми последствиями, которые неизбежно должны были наступить теперь.

«И скандал вышел дурацкий с этим глупым мальчишкой, и нового человека теперь искать», – думал он. Некоторое время он просидел молча, хмуро глядя перед собой. Но на ум ему пришла встреча с Сергеевым, машина, сегодня особенно понравившаяся ему, и главное – триста тысяч. Всё это успокоило его и направило мысли по привычному тёплому руслу ожидания покупки. Он налил в бокал ещё из бутылки, сел в кресло и, сделав глоток, задержал на несколько секунд жидкость во рту, наслаждаясь её букетом. Затем – проглотил коньяк и, чувствуя расплывающееся по телу тепло, зажмурился от удовольствия…

Разговор с Сашей, происшествие с Леной – всё было забыто в последующие два месяца. Ожидание машины заслонило все остальные мысли. Этот период он вспоминал впоследствии как один из самых счастливых в жизни, несмотря на то, что он был сопряжён со многими трудностями и неприятностями. То затребовал большую, чем обычно, взятку пожарный инспектор, то случилась неприятность на складе, то он попал в плохую историю с одним из жильцов, отказавшимся платить арендную плату. Старую машину также не удалось продать по запланированной цене. Он серьёзно урезал расходы даже на питание, и с нетерпением, похожим на то, что бывает разве что у мальчиков, идущих на первое свидание, ждал дня совершения сделки. Накануне этой даты он не мог сдержать себя от волнения – не спал всю ночь, по нескольку раз звонил Сергееву по разным поводам, пытаясь по голосу догадаться – не передумал ли он, пил горячий крепкий чай и широкими шагами из конца в конец ходил по квартире. Ему смешно было взглянуть иногда на себя со стороны – таким ребёнком он казался себе. Но этот смех был нервный, и волнение не прекращалось. И только утром, приехав к Сергееву, увидев машину и выйдя из такси в одном пиджаке к нему на мороз, он успокоился и понял, что сделка, которую он ждал столько времени, сегодня состоится. Вместе поехали сначала в отделение банка, затем – в регистрационный орган. Наконец, деньги – переданы, документы – получены, регистрация – пройдена и он, закутываясь в пальто, выходит из отделения полиции на стоянку к новой машине. Ему и сейчас особенно приятно было воспроизвести в памяти тот момент, когда он, увидев издали покатую крышу машины, занесённую сухим колючим снегом, услышав писк отозвавшегося на нажатие кнопки на брелоке центрального замка сигнализации, вдруг впервые понял, что она – принадлежит ему. Что-то приятное переливалось, вздрагивало в его груди, когда он вспоминал как торопливо попрощавшись с Сергеевым сел в машину, и не сразу заводя двигатель, сидел некоторое время в сладком томлении – то проводя пальцем по толстому простроченному шву обивки сиденья, то включая и выключая компьютер, то кладя руки на кожаный руль и, не нажимая их, ощупывал тугие и гладкие кнопки управления. Наконец, надавил кнопку запуска двигателя и, выехав со стоянки, отправился кататься. Сначала – по городу, затем заехал на работу жены и забрал её. Даже Маргарите – обычно равнодушной к материальному, что все больше, особенно в последнее время раздражало его, машина, очевидно, понравилась. Несмотря на радость, он находился в таком возбуждённом состоянии что, чувствовал, что разругался бы с ней, если бы этого не случилось. Тем же вечером он обзвонил знакомых, приглашая на вечеринку по случаю покупки. Назначена она была на следующую субботу, в «Корчме» на Таганке…

Живо и с мельчайшими подробностями, но вместе с тем – словно в каком-то лихорадочном бреду, жарком болезненном полусне представился ему этот праздник, раз и навсегда изменивший его жизнь. Полутьма, громкая музыка, разноцветные огни, мелькающие по мраморным плитам пола. Над серыми табачными волнами гудят тосты, звенят, трещат, грохочут сдвигаемые бокалы. И поздравления: одни – напутственно-деловые, другие – шутливые, третьи, самые приятные – со скрытой или явной завистью. Он, Грудинин, сидит, положив ногу на ногу, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди – окаменевший в этой позе, спокойный, величественный.

– Я Алексея знаю с двадцати лет. Начинал он с нуля, как и я, работал как вол, и трудом, терпением добился всего. Он по натуре боец, победитель, – говорит на другом конце опустевшего из-за танцев стола Рябинин, партнёр по бизнесу, поправляя толстыми пальцами ворот рубахи, плотно облегающий его красную жирную шею. – Выпьем же за то, – взрыв музыки прервал его, и после паузы он заговорил вдвое громче, утончившимся голосом, срываясь почти на визг. – Выпьем за то, чтобы ему и в будущем сопутствовала удача.